Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский Страница 3

Максим устал от духоты и постоянной жары, к тому же хотел спать, однако насторожённость взяла своё. Он опустился на колени. Поднял с каменного пола прозрачный кусочек пластика. Осмотрел его. Затем встал и прислонился к двери. Прислушался. Это была дверь в его комнату. Внутри стыла тишина. Кажется, никого. «Паранойя». Никто не знал, где сейчас Максим. О поездке в Ауровиль, расположенный на две с половиной тысячи километров южнее Дели, он не рассказал даже маме, и всё же постоянно напоминал себе о необходимой бдительности.

Третий день в Индии. Максиму до сих пор казалось невероятным, что он улетел из Москвы. Впрочем, постоянная слежка, разбитая голова отчима, сломанные пальцы одного из сокурсников, наконец, исчезновение Погосяна, маминого друга из Русского музея, – всё это не оставило ему выбора.

Отец Максима в безумных мечтах о древних артефактах обокрал коллекционера Скоробогатова. Тот поначалу охотился за украденной у него картиной «Особняк на Пречистенке», однако, заполучив её, продолжил преследовать Максима и этим доказал, что Шустов-старший похитил у него нечто куда более ценное. И вот Максим прилетел в Индию, которая встретила его сорокаградусной жарой. Три дня назад, выйдя из-под кондиционеров аэропорта в Дели, он замер – почувствовал, что задыхается. Влажный воздух был густым, почти осязаемым. Тело мгновенно покрылось испариной.

Солнце, скрытое за липкой плёнкой облаков, почти не жгло и всё же слепило. Максим сдался первому из настигнувших его таксистов. Согласился заплатить пятьсот рупий, не слишком разбираясь, насколько честной была такая цена. Поездка из аэропорта в центр индийской столицы оказалась оглушительно хаотичной. Водитель без сомнений перестраивался с левостороннего движения на правостороннее, останавливался на кольце поговорить со знакомым таксистом, с нескрываемым задором шёл на обгон машины, которая сама выехала на встречную полосу, чтобы в свою очередь обогнать перегруженный пассажирами автобус. У обочины мелькали запряжённые ослами телеги и велосипеды с двухметровыми пирамидами из связанных корзин или стогов сена. Едва прикрытые грязной тряпкой бедняки, погонщики скота, косматые чертенята-дети, попрошайки и торговцы ветхим скарбом успевали перекрикиваться с пешеходами, которые шли напролом через дорогу и не обращали ни малейшего внимания на надрывные сигналы вокруг.

Максим с немым удивлением следил за тем, как по заборам перебегают обезьяны с крючковатыми хвостами, как горожане не стесняются справлять нужду на тротуаре, толком не отвернувшись и потом беззаботно продолжая свой путь. Здесь всё казалось необычным, даже рекламные щиты и объявления: всюду висели предложения осветлить кожу, воспользоваться услугами электрического крематория или сходить в аквапарк, на плакатах которого радостные индийцы купались исключительно в одежде. Не менее странным было предложение сходить в Музей борьбы за освобождение, чтобы узнать о судьбе одного из сикхов, публично казнившего себя «во имя свободы индийского народа и защиты коров».

Максим не хотел задерживаться в Дели, поэтому в центре города первым делом нанял такси до Джайпýра и купил авиабилет до Пудучерри. Если верить индийцу из билетной конторы, такой маршрут был самым дешёвым с учётом летнего наплыва южан и крикетных болельщиков – в эти дни они заполонили север Индии.

– От Пудучерри до Ауровиля близко, километров десять. Доберётесь без проблем.

– Сколько возьмёт таксист? – спросил Максим.

– До Джайпура шесть часов, – объяснил индиец. – И нужно платить налоги, пошлины за пересечение границ штата, сборы на платных трассах, вы же понимаете.

– Сколько?

– Две тысячи рупий, сэр.

«Тысяча восемьсот рублей», – прикинул Максим. Решил, что цена допустимая, и согласился. Вновь спрятавшись за стеклом автомобиля, он наконец расслабился. Знал, что до вечера никто его не потревожит, надеялся за это время обдумать первые шаги в Ауровиле. Ведь у него не было ни единой зацепки, если не считать старой фотографии ветвистого дерева и сведений о том, что в Ауровиле когда-то работало представительство отцовской «Изиды».

За городом Максима встретили разодетые в оранжевые одежды паломники-шиваиты. Они были повсюду, тянулись вдоль шоссе извитой линией, изредка перекрывали движение – пели, танцевали, размахивали пёстрыми флагами и обсыпали друг друга листьями и лепестками бенгальской айвы. Водители останавливались, терпеливо ждали возможности проскочить дальше, а рядом с машинами невозмутимо вышагивали чистые, вылощенные до бархатистости коровы с высокими рёбрами-шпангоутами и длинными блестящими рогами.

Изредка встречались отдельные богатые процессии – сгустки оранжевых красок. Они неспешно продвигались под гул барабанов в сопровождении множества танцующих и неизменно оканчивались тяжёлой повозкой, в которой неподвижным идолом восседал человек с белой бородой, в красных с бордовым одеждах и с непоколебимо святым видом. Максим рассматривал эти процессии. Не понимал сути происходящего, но с интересом подмечал каждую новую деталь, удивляясь собственному восторгу, из-за которого никак не мог сосредоточиться на мыслях об Ауровиле.

Когда машина останавливалась, к её окнам приближались нищие с грудными младенцами, с покорными до уныния обезьянками, с гроздьями зелёных бананов или бродячие факиры с облупленными, едва шевелившимися кобрами, которых они то и дело подбадривали щелчками по голове.

Поток паломников оставался неисчерпаемо густым на протяжении всего пути. Жители местных деревушек просили их о благословении, а каждые пять-семь километров устраивали для них широкие навесы, под которыми любой мог бесплатно отдохнуть от палящего солнца и поесть из общего котла. Под навесами шиваиты дремали в невообразимой тесноте, прижавшись друг к другу, слившись в единую пыльно-оранжевую массу.

От водителя Максим узнал, что в праздник Шивы паломники отправлялись из родных городов к берегам одной из священных рек, Ганги или Ямуны, чтобы зачерпнуть в ведёрко воды, а затем пешим ходом, по возможности босиком, возвращались домой. Там они изливали воду на принадлежавшую семье статую Шивы, тем самым усиливая её способность защищать от невзгод и творить чудеса. Иные паломники проходили по несколько сотен километров. Их путь в губительной жаре и влажности мог затянуться на восемь-десять дней. Встречались и те, кто всю дорогу одолевал бегом, задерживаясь лишь на короткие ночёвки.

– Не всем хватает сил вернуться домой, – признался водитель.