Дневник Пети Васина и Васи Петина - Тамара Ломбина Страница 3

— Какая лапа? — перебила их Марина Олеговна. — Вся школа ищет вас, уже и директору сказали, что пропали третьи классы. — А сама присела около Мурзика и попросила его поздороваться с ней.

Мурзик с достоинством заслуженного артиста подал лапу, а потом Марина Олеговна просила его изобразить, как спят коты. Надо было видеть, как этот зазнайка важно разлегся и приоткрыл один глаз, чтобы увидеть всеобщий восторг.

— Ну а теперь, Мурзик, спой, — попросила Марина Олеговна. Она, как наши девчонки, хлопала в ладоши, смеялась и не замечала, как и все мы, что за этим цирком давно наблюдает Игорь Александрович — наш директор.

— Марина Олеговна, — сказал он ледяным тоном, — проводите ребят в классы, а после уроков зайдите, пожалуйста, ко мне.

Мы все словно онемели, а Марина Олеговна покраснела и стала совсем похожа на девочку. Один только Мурзик совсем не растерялся, подошел к директору, встал на задние лапы и, постучав лапой по колену, протянул ее Игорю Александровичу. Конечно, влетело нам и от директора, и от родителей. Родители побеседовали с нами, две недели нам не видать ни кино, ни мороженого. Да, непроста она — жизнь в искусстве…

Петя В.

В здоровом теле — здоровый дух!

20 ноября. Летом мамы обещают повезти нас на море на подводную охоту. Сейчас во время купания в ванной комнате мы тренируемся на долготу ныряния. Правда, родители взяли с нас слово, что мы не будем нырять без взрослых. Чтобы натренировать мышцы, мы с Петей каждый день взбираемся восемь раз по лестнице на двенадцатый этаж.

Петя считает, что, когда бежишь вверх по лестнице, тренируется нужная группа мышц.

А сегодня мы решили усложнить наши упражнения и стали подниматься на двенадцатый этаж до чердачного люка на цыпочках. И тут случилось такое…

Вася П.

21 ноября. Мы с Васей решили оставить на время конструирование, дрессировку и тренировки, так как у нас появилась страшная тайна: мы будем детективами. Дело в том, что, когда мы, пыхтя и отдуваясь, доползли до последней площадки, в чердачный люк проскользнули двое…

Последнего мы узнали: это был Балбес — воспитанник детской комнаты милиции из нашего двора. Когда и где он учился или работал, никто не знал.

Что они делают на чердаке? Мы переглянулись и сразу поняли: надо узнать все!

В мгновение ока мы спустились на лифте вниз и поднялись на двенадцатый этаж в соседнем подъезде. Прячась за вытяжные трубы, мы, почти не дыша, пробрались туда, откуда слышались голоса.

Мне казалось, что сердце стучит так, что слышно на весь чердак. Под моей ногой что-то хрустнуло, и мы упали лицом вниз, боясь поднять голову.

Сиплый голос спросил:

— Что там такое, Балбес, посмотри-ка.

Писклявый голос Балбеса ответил:

— Да это кошки, чтоб им пусто было…

В нашу сторону полетел камень, и мы поняли, что значит: сердце упало в пятки.

Сиплый, видимо, пересел, так как около нас вдруг на стене появилась его тень, и теперь, как теневом театре, мы могли наблюдать за ним.

Вася толкнул меня локтем в бок. Я думаю, чтобы просто почувствовать, что я рядом.

— Ну что, — просипел неизвестный, — что у тебя, выкладывай.

Противно хихикая, Балбес запищал:

— Тут у нас в третьем подъезде в доме напротив на пятом этаже живет божий одуванчик старуха. Живет, между прочим, одна. Я как-то березу выворачиваю, ну, мне нужно было прут вы резать, а она остановилась около меня, подняла сломанную березу и говорит: «Ах ты, бедный, ах ты, несчастный, почему же твое сердце не научи лось видеть красоту! Горе-то какое…» Ну, думаю, старушка — того… Хотел было я дать деру, а она так жалостно смотрит на меня и говорит: «Помоги мне внести авоську на пятый этаж». Ты знаешь, у нее, наверное, гипноз. Хотел я ей сказать, а ну, чеши, бабуля, по холодку, а вместо того, как дурак, потащил ее авоську на пятый этаж, а у нее лифта нет. Тащу и думаю: «Ах ты, ведьма такая, не иначе что ведьма, — это чтобы я да какой-то старой козе авоськи тащил…» А сам тащу.

— Слушай, а ближе к делу нельзя? — просипел его собеседник.

— Ты понял, — выдохнул Я Васе в самое ухо, — бандиты, наверное.

А Балбес говорит:

— Почему же, можно и ближе к делу. Значь, затащил я ей эту самую авоську, а она мне говорит: «Вот мы сейчас с тобой чайку попьем. Моя ученица мне с юга варенье прислала, а мне одной его и открывать не хочется». Хотел я ей сказать: Плевал я на твое варенье! Что я, не видал, что ли, варенья!» А вместо этого, вот, гад буду, — она меня загипнотизировала. Ну, она все что-то лопочет, лопочет, а я как осмотрелся… Мать моя! Да у нее как в музее: по стенам картины, на полках статуэтки какие-то стоят… Я ей говорю: «Это что же, старинные картины?»

А она: «Да, это картины моего отца. Он был лично знаком со многими художниками. Он из дворянского рода, из тех, которые были просвещенцами. Вот никак не могу от своего одиночества расстаться с ними. Они мне как друзья».

— Это картины-то друзья! — хихикнул Балбес. — Я же тебе говорил, что старушка — того, готовый пациент психушки.

— Ближе к делу, — просипел неизвестный.

Я почувствовал, что глаза у меня стали слезиться от напряженного внимания, с которым я следил за тенью Сиплого. У Васи тоже глаза по блюдцу.

— Ну вот, притворился я чайником, — продолжал Балбес, — спрашиваю, а сколько же они стоят? А она мне…

— Не тяни душу…

— Бесценные! Понял, нет?

— Значит, бабуля при деньгах… — сказал Сиплый.

Вася чихнул. Тени на стене взметнулись.

— Чертовы кошки… — В нашу сторону полетел камень. — Надо поработать с бабулей.

Я пошевелился, и тени опять взметнулись.

— Не нравится мне что-то здесь, завтра давай встретимся.

— Завтра, в это же время.

Тень незнакомца встала, мы с Васей схватили друг друга за руки. Вот голоса их стали отдаляться, и все смолкло.

— Вот это да! А вдруг это настоящий бандит, Балбесу с такими только и водиться. Ну что, будем сообщать милиции? — предложил я.

— Да что мы сами не справимся? — возмутился Вася. — Давай сделаем так… — Он зашептал мне на ухо, как будто кто-то нас мог услышать.

Я прямо зауважал Васю еще больше, когда узнал, что он придумал.

Петя В.

Операция «Чердак»

24 ноября. В полдень мы заняли свой наблюдательный пункт. Петя все боялся, что чихнет от чердачной пыли. Этого нам только и не хватало. Я держал в руках большой медный кувшин. Сколько раз папы просили его у мамы Оли. Папам зачем-то нужна была медь. Но мама сказала твердо, что это, возможно, антикварная (это вроде как бы музейная) редкость, это, возможно, образец древнего кувшинного искусства, и пока мама жива, кувшин будет стоять там, где стоит.