Загадка почтового голубя - Анна Устинова Страница 3

— Мурзик, — пояснила Моя Длина. — Он же собак у нас на дух не переносит.

— Кстати, давно хотела тебя спросить, — вкрадчиво проговорила Катя. — Почему у животного столь благородных кровей такое плебейское имя?

— Оно не плебейское, а домашне-уменьшительное! — вспыхнула Школьникова. — А по паспорту он, между прочим, Мурлок Леопольд де Грие.

— Тогда все в порядке, — ответила Катя, и они с Таней украдкой обменялись выразительными взглядами.

Тем временем Мурлок Леопольд де Грие, явственно чуя в своих владениях запах ненавистного врага, продолжал выдавать из бабкиной комнаты воинственно-устрашающие рулады.

— Во дает! — восхитился Женька.

— Только бы он не вышел, — с опаской глядела на затворенную дверь Таня.

— Если выйдет, то вашему Зевсу каюк, — уверенно заявила Моя Длина. — Наш Мурзик однажды ротвейлера чуть не загрыз на даче.

— Так это ротвейлера, — заспорил Женька. — А с таким, как Зевс, твой Мурзик еще не сталкивался.

— Знаете что, — вмешался Олег. — Я бы предпочел не экспериментировать.

— А мы и не будем, — взмахнул сразу двумя руками Женька. — Видите? Зевс на кота совершенно не реагирует.

Пес и впрямь особого интереса к воинственным воплям Мурзика не проявлял. Хотя тот старался вовсю заявить о своих священных и нерушимых правах на квартиру Школьниковых со всем имуществом и евроремонтом. Видимо, плотно закрытая дверь лишь усиливала его агрессивность. Кот энергично драл дверь когтями, не переставая при этом завывать и шипеть. И каждый из воплей, которые он исторгал, недвусмысленно свидетельствовал не только о ненависти, но и о глубоко уязвленном чувстве собственного достоинства.

«Неудавшийся генетический эксперимент» по имени Зевс наоборот держался с воплощенным достоинством. Лениво обнюхав дверь комнаты Антонины Васильевны, ангельским взором взглянул на ребят. Затем покорно прошествовал в спальню Зинаиды Николаевны.

— Вот видишь. А ты боялась, — торжествующе произнес Женька. — Если дашь ему колбасы, он вообще нас совершенно спокойно дождется.

— Он какую колбасу предпочитает? — тут же спросила Моя Длина. — С грецкими орехами или с оливками?

— Совсем, что ли? — покрутил пальцем возле виска Женька. — Ему простую. А с грецкими орехами и оливками давай мне.

Моя Длина, покачивая массивными бедрами, удалилась на кухню и притащила чуть ли не полбатона колбасы.

— Из «Седьмого континента», — не преминула назвать она один из самых дорогих продуктовых магазинов Москвы. — В других местах не покупаем.

— А мне? — посмотрел на колбасу Женька.

— Ты подождешь, — вмешался Олег. — Сперва с голубем надо решить.

Зевс колбасу вполне оценил. Устроившись подле необъятных размеров старинной кровати Зинаиды Николаевны, он поместил угощение между передними лапами и, к большой зависти Женьки, принялся за трапезу.

Ребята закрыли дверь и спешно направились в гостиную. Посреди комнаты, заставленной горками красного дерева, в которых переливались всеми цветами радуги хрусталь вперемежку с посудой из севрского фарфора, сидел белый голубь. Одно крыло у него было оттопырено.

— Этот, что ли? — указал на птицу Пашков.

— А ты, может, другого видишь? — откликнулась Моя Длина.

— Другого не вижу, — продолжал Пашков. — Просто думаю, что нам с ним делать.

— Бедненький, — попробовала подойти поближе к раненой птице Таня.

Голубь попятился и, возмущенно урча, закружил по комнате.

— Действительно, птица вроде породистая, — заявил Лешка Пашков. — Уличные голуби что? Воркуют себе, и все дела. А этот, видите, как рычит. Не хуже Машинного кота.

— Надо бы его в клетку и к ветеринару, — посоветовал Темыч.

— Ты сперва найди еще ветеринара, который занимается голубями, — покачал головой Олег.

— Вот именно, — с опаской разглядывал голубя Женька. — А пока мы будем искать, он вообще загнется.

— И глаз у него какой-то мутный, — сказала Катя.

— Будем сами лечить, — никогда не отступал перед сложными задачами Лешка.

— Только не ты! — воскликнула Катя.

— Это уж точно, — поддержал ее Темыч. — Если Лешка будет лечить, голубь, считайте, покойник.

— Я другое имел в виду, — отозвался Пашков. — Сейчас братана Сашка позовем. Может, у него возникнут какие-нибудь идеи.

— Никакого Сашка! — хором воскликнули остальные.

— Как скажете, — сдался Лешка. — Мое дело предложить.

— Тогда предлагай что-нибудь умное, — посоветовал Темыч.

Голубь, покружив по комнате, затаился в углу возле окна и весьма недружелюбно разглядывал семерых ребят.

— Кажется, мы ему не нравимся, — с опаскою посмотрел Темыч на птицу.

— Какая разница! — отмахнулся Женька. — Чего мы стоим и разглядываем? Нужно ему помочь.

— Вы хоть в клетку сперва его загоните, — взмолилась Моя Длина. — Иначе бабка вернется и Мурзика выпустит.

— И кранты голубку, — подхватил Пашков.

— А давайте в клетку хлеба положим, — предложил Женька. — Он туда и зайдет как миленький.

— Это, может быть, ты, Женечка, за едой в клетку полезешь, — нараспев произнесла Катя. — А голубь — нет.

— Чем он лучше меня? — с удивлением отозвался Женька. — Жрать, между прочим, всем хочется. Сколько он у тебя, Машка, уже сидит в комнате?

— Да часа два, — откликнулась девочка.

— Вот видите! — выкрикнул Женька. — Кто ж столько времени продержаться без еды способен! Он скоро вообще начнет мебель грызть.

— Да ты что? — испугалась Моя Длина. — Мать за эту мебель меня вообще убьет!

— Чем охать, лучше чего-нибудь принеси ему, — продолжал командовать Женька.

— Лучше всего хлебных крошек, — порекомендовала Таня.

— Он тебе что — уличный голубь? — обиделась за породистую птицу Моя Длина. — Будет он хлебные крошки жевать.

— Голуби не жуют, а клюют, — поправил ее дотошный Темыч.

— Неважно, — скользнула по нему взглядом Школьникова.

Голубь озадаченно косился на семерых друзей одним глазом, выражая всем своим видом высокомерное недоумение.

Моя Длина отправилась на кухню за хлебом. Именно в этот момент из спальни Зинаиды Николаевны донесся истошный вопль. Ребята, едва не сбивая друг друга с ног, кинулись к затворенной двери.

Пашков потянулся к массивной ручке, чтобы открыть.

— Погоди! — крикнул Олег.

Но было поздно. Пашков уже отомкнул замок. Этого оказалось достаточно. Из комнаты Зинаиды Николаевны вихрем вынесся Зевс. Верхом на псе, распустив персидскую шерсть сиамского цвета и держа хвост трубой, несся, словно заправский наездник, Мурлок Леопольд де Грие.