На воре шапка горит - Александр Преображенский Страница 29

— Осталось всего три кражи. Зимняя резина Кобзаря, статуя Ленина, — он предупреждающе поднял руку, чтобы Петрович не вмешался со своим "хрен с ним", — и мотобайк. Насчет резины у меня уже есть кое — какие соображения. То есть… Я не хотел бы заранее говорить, но раз так все нужно людям доказывать, тогда скажите мне, Николай Петрович, есть ли машина у Виктора? И какая?

— У какого Виктора? — переспросил Петрович, си девший с открытым от изумления ртом.

— У сторожа нашего, который дядю Толю сменил.

— Ми — итя, — сморщился Николай Петрович. — При чем тут Витек? Я его вот с такого знаю, — Петрович отмерил ладонью полметра от пола. — Он из Алексеевки. Да его вообще не было на вахте, когда эти шины увели. Что ты говоришь…

— Не было его?

— Не было. Кого хочешь спроси, Толян дежурил. А Виктор тогда был в отпуске.

— А когда шины — то украли? — продолжил свою игру Митя, хоть и почувствовал, что выдает себя голосом. Слишком уж ехидно он задал этот вопрос.

— Да кто ж его знает, — тон ответа Петровича, напротив, был подчеркнуто небрежен. — В одно воскресенье были, а в следующее уже не было. Где — то на неделе. Кобзарь все это время был в Москве.

— А Виктор где?

— Ох, да какая разница где. В отпуске. В от — пус — ке. Главное, что тут, в Дубках, его не было.

— Откуда же он тогда знает, — отчеканил Митя, — что шины в среду ночью украдены были?

— С чего ты это взял? — еще больше сморщился Петрович, будто жабу проглотил.

— Он сам сказал это.

— Кому? Когда?

— И мне, и всем остальным. Только никто, кроме меня, этого не заметил.

— Ты не перегрелся часом, именинник? — тон у Петровича сделался сочувственно — издевательским.

Митя понял, что и Николай Петрович тоже сердится — явление редкое. Собравшись, он сумел унять свой пыл, заговорил спокойно:

— Помните, когда меня отловили в поселке Виктор и Кобзарь, будто бы я наводчик?

— Ну так ты сам виноват, — возразил Петрович. — И меня еще чуть не втянул. А я тогда тебе, кстати, помог.

— Спасибо. Это было действительно кстати. Только п сейчас тот случай для другого вспомнил. Тогда на меня и моих друзей все бочку катили, когда вы еще не пришли, я один отбивался и сказал, что колесо Панкратова у Дантеса нашел. А Кобзарь стал кричать, что надо еще объяснить, куда девались его четыре. Ну, то есть те зимние шины, которые у него украли. Он очень злился и все Виктора спрашивал, так или не так. А Виктор и говорит тогда, что да, так и было, все четыре колеса у Кобзаря из сарая в прошлую среду ночью из сарая украли. И тут как раз вы пришли, но этого не слышали, а я промолчал, чтобы не спугнуть вора.

— Погоди, что именно я не слышал и о чем ты промолчал? — все еще никак не мог разобраться Николай Петрович.

— В сре — ду, он сказал, в среду, понимаете? Откуда он это знает?

Николай Петрович задумался и помрачнел, и все остальные молчали. Тамара Ивановна удивленно, Бэн — с интересом ожидая продолжения событий, а Тоша безразлично, даже позевывая. "Это Ангелевская перегрелась, а не я", — сварливо решил про себя Митя.

— Все ж я уверен, это все ерунда, — заявил, будто очнувшись, Петрович. — Ты что — то не понял, или Виктор оговорился, или ему кто — то что — то брякнул, а он не понял. И вышло недоразумение. Путаница.

Митя развел руками и встал из за стола.

— Спасибо, — сказал он. — За квас, за пряники, за подарок и огурцы. Но нам пора.

Так они и попрощались. Митя покидал хозяйство Петровича с разочарованием от окончания разговора, так удачно начавшегося.

Домой успели прямо к готовому столу, а по дороге встретили Тасечку и Васечку, направлявшихся на речку в этот раз без сопутствующей мелкоты — ко всем приехали родители. Таська не поздоровалась, а Васечка, как примерный, кивнул и густо покраснел. Мл кивнул ему тоже. "Наверное, и они бы сидели за праздничным столом, как в прошлом году, — подумал Митя, — не будь этого мотобайка".

Бабушка превзошла все Митины ожидания, она мела сделать так, что для торта ни у кого в желудке осталось места. Тоша тихонько стонала, не в силах оторвать глаз от восьми жирных прослоек в теле медового "Рыжика", которого она так вожделела с самого начала обеда, совершенно случайно открыв тайну чая. Но нет, даже для ириски не осталось места в ее животе. Даже для семечка.

— Давайте сделаем перерыв, — взмолилась она. Я очень хочу "Рыжика".

— Не понял, — подавив икоту, выдал Бэн. — Зачем тогда прерываться?

— Ну потому что я очень хочу, но не могу. Прост некуда. Давайте полчасика передохнем, а потом опят за стол сядем.

— Очень правильно, — поддержала гостью Любовь Андреевна. — Идите передохните, а мы пока посуду тут приберем. С тортом ничего не сделается.

Они разложили раскладушки под тентом. Лежа в тени, Митя в который раз сонно мыслил, почему он раньше не додумался устроить себе такое райское место отдыха.

— Мне начинает нравиться, — сказала вдруг Тоша.

— Ты известная бездельница и обжора, Ангелевская, — пригвоздил ее Бэн. — Второй такой в наше лицее не сыщешь.

"Однако они совсем помирились", — отметил про себя Митя.

— Я бездельница? Да, я бездельница, — согласилась Тоша. — Но умная бездельница.

И это тоже было правдой.

— Иди сюда, маленький, — позвала она Семена, который едва ли не волоча по пыли выпирающие в стороны бока, приблизился к лежбищу. Псу тоже немало лакомств перепало в этот день и от хозяев, и еще больше из рук щедрых гостей.

— Сам он не влезет, — вздохнул Митя, помогая другу забраться на раскладушку Тоши. Песик сразу повалился на бок, с готовностью принимая послеобеденные ласки.

Жизнь пошла на поправку. В этот день мир, будто в подарок имениннику, светлел для него с каждым часом, с каждой минутой. Черная полоса невезения бли—1Плась к концу. Конечно, он хотел немного другого. Чтобы на его дне рождения друзей, было больше, чтобы за столом сидели Никита и Алена, чтобы вместе купаться, сплавляясь по реке на баллонах. Почему — то он думал, что Тоша бы об этом не пожалела. Но все же… Тарелку уже отыскивать не нужно, он почти узнал, кто украл шины. Еще немного, совсем немного — и разрешатся все недоразумения. И Алена… Покой пробирался в душу тонким пением цикад, вялым порханьем капустницы и даже жужжанием мухи.

Даже этот шум по соседству и то не нарушит теперь всепобеждающего покоя. Вечно они шумят, эти Катковы.

— Убили! Убили! Они его убили! — причитала Таська.

— Кого убили?

Это испуганно спросила Тоша, уже сидя на раскладушке с круглыми от тревоги глазами.

— Васю убили, — будто именно ей ответил Таськин голос с соседнего участка. Митя взлетел со своей лежки, как с батута. Да и все повскакивали, даже Семен на землю свалился.