Я хочу в школу - Андрей Жвалевский Страница 29

Последнее, что он подумал, засыпая: «Хорошо, хоть до Кошки не дозвонился…»

В школу Молчун шагал под двойной охраной: приемный отец с одной стороны, Женька с другой. Одноклассники наверняка уже заметили и тыкают в спину пальцами: «Как первоклашку ведут! Дефективный!». Ерунда. Не надо думать об этом. И вообще, они не виноваты, они еще маленькие.

Евдокия Матвеевна вышла встречать на крыльцо школы (еще один повод для подколок и презрения — ну и плевать).

— Привет, Артемка, — сказала она, старательно улыбаясь. — Мы без тебя соскучились.

Улыбка у нее вышла приторно-милая, она задевала круче ехидных смешков одноклассников. Так разговаривают с калеками и умственно отсталыми. Но Молчун был готов и даже ответил:

— Доброе утро, Евдокия Матвеевна! Мне уже гораздо лучше, и я могу учиться с остальными ребятами.

Услышав голос своего проблемного ученика, Евдокия Матвеевна так и застыла с открытым ртом. Особенно ее поразило слово «ребята», она даже вздрогнула (а может быть, икнула).

— Ладно, — сказала она растерянно, — пойдем… к ребятам.

В класс она ввела Молчуна за руку. В спину откровенно хихикали, а пару раз и кинули чем-то. Молчун постарался не дергаться. Он уже выработал линию защиты: каждый урок начинал с того, что тянул руку. Когда вызывали, барабанил наизусть вызубренный параграф, получал какие-то оценки и садился на место.

После этого можно было думать над задачей, которую поставил Женька — как спасти 34-ю школу. Хотя бы здание.

На первом уроке, под аккомпанемент голосов одноклассников, которые пересказывали параграф учебника, Молчун думал: зачем вообще спасать здание? Это просто дом, набор кирпичей. Иррационально.

Но уже на втором уроке (монотонное решение одних и тех же примеров) внутренне согласился с Женькой и остальными. Школу надо было отстоять во что бы то ни стало. Если ее снесут — все, надежды нет. А если они победят… Пусть маленькая, но надежда.

На географии («Кто готов перечислить мне все столицы европейских стран?») Молчун перебирал способы. Всякие акции протеста он отмел сразу — никто не примет всерьез школьников, которые, например, устроили голодовку. Еще и накормят насильно — они дети, они не имеют права наносить вред своему здоровью. То ли дело взрослые…

Можно было еще писать всякие письма, но и в их эффективность верилось слабо. На истории («Записываем основные даты, которые я буду спрашивать на следующем уроке!») он тайком под партой влез со своего коммуникатора в Сеть и попытался найти примеры, когда письма протеста что-то изменили. Не нашел. Чтобы письмо получило хоть какой-то резонанс, его должны были подписать или тысяч десять людей, или какие-нибудь випы. Да и то дело ограничивалось болтовней по поводу.

На английском («Неправильные глаголы спрошу у каждого!») возникла идея привлечь телевидение и прочие СМИ. Что-то в этой идее было… Молчун катал ее по голове, но так и не придумал, как заманить к себе телевизионщиков. Подумаешь, школу закрывают! Вот если бы кто-то погиб… Молчун испуганно отогнал последнюю мысль подальше. Но зарубку про СМИ сделал.

Надо было обратить на себя внимание, но как? Молчун чувствовал, что ответ есть, и очень простой, но не мог его отловить…

А потом на перемене увидел Кошку — и все стало на свои места. Кошка шла по коридору на руках. Видно, заранее придумала, потому что надела в школу не юбку, а штаны. Все на нее смотрели и угорали от смеха.

Молчун бросился к Кошке, радостно повторяя:

— Флешмоб! Флешмоб!

Она явно не была готова, шлепнулась на попу, мягко перекатилась:

— Молчун! Ты сдурел?!

Он еще раз растерянно повторил:

— Флешмоб…

Кошка покрутила пальцем у виска и сердито поднялась. У Молчуна не было времени составить и выучить текст, он чуть не расплакался, но все-таки выдал:

— Школу. Спасти. Внимание. Флешмоб.

— Какую школу? — не поняла Кошка.

— Нашу, тридцать четвертую, — ответил из-за спины Молчуна Димка. — Ее сносить собираются.

— А мне почему не сказали?! — взвилась Кошка.

— А ты, Юля, — едко ответил Дима, — все время занята чем-то.

И повернулся к Молчуну:

— Так что там про флешмоб?

Молчун полез в рюкзак за планшетом.

Дима говорил долго и горячо. Это была самая эмоциональная его речь за время существования Птиц.

Он говорил о том, что их преподаватели разрабатывали уникальные методики и возились с ними по двенадцать часов в сутки вовсе не для того, чтобы, попав в соседнюю школу, они все забыли.

— Мы должны были стать лидерами, а стали аутсайдерами. Мы поссорились, разругались… Получается, что нас учили зря?

— Не зря! — вскинулась Кошка.

— Да уж, — завелся Дима, — ты у нас преуспела! Если раньше наш класс был худо-бедно, но коллективом, то сейчас это сборище сплетников. Все друг друга подозревают, все друг на друга наговаривают… Вместо того, чтобы…

— Наш класс? — переспросила Кошка. — Ты сказал «наш класс»?

Дима смутился.

А Молчун встал и молча пожал Диме руку.

На Кошкино счастье, инициативу перехватил Женя. Он сказал, что план следующий:

— Сверхзадача — привлечь СМИ. Серьезные, типа телевидения. Начнем шуметь, обратим внимание властей. Не дураки же там сидят! Не позволят уникальную школу завалить!

Молчун тихонько вздохнул. У него был некоторый опыт прямого контакта с властями в лице участкового и инспекторов по работе с несовершеннолетними. Но он оказался единственным, кто усомнился, остальные радостно закивали. Ведь там, наверху, просто не знают, какую жемчужину хотят выбросить на помойку!

Женя продолжал:

— Но сейчас идти на ТВ глупо. К нашему мнению никто не прислушается, даже в школе…

— Авторитетом у одноклассников не пользуемся, — подтвердил Димка, — учителя нас не любят. По крайней мере, большинство…

— Значит, цель у нас пока такая: обратить на себя внимание. Показать, что мы вместе и мы — сила. Самый простой и безболезненный способ — флешмоб. На большой перемене, между третьим и четвертым уроками, собираемся в холле второго этажа и… что делаем?

— Танцуем! — подскочила Кошка.

— Это было бы здорово, но танец нужно подготовить. Займешься?

— Да, конечно.

— Я с тобой! Я с тобой! — закричала Анечка.

— Отлично, — сказал Женя, — хорошо бы человек пятнадцать привлечь. Сами обзвоните?