Дина. Последний дракон - Лене Каабербол Страница 29

— Могу я получить ее назад?

— Он что, отдал ее тогда тебе?

И снова в глазах этот блик — блик не только любопытства — интереса, алчного внимания. Словно кот глазеет на мышь.

Я кивнула:

— Теперь она моя.

Он взвешивал мои слова. А потом протянул флейту мне:

— Дай мне послушать!

Это было испытание, это я знала хорошо. Он хотел послушать, есть ли у меня Дар Змеи. Но флейта была и оружием, которое он протянул мне, и я намеревалась пустить ее в ход. Я приложила флейту к губам и выдула первые звуки.

Поначалу это звучало ужасно. Во рту у меня пересохло, и мне не удавалось как следует настроить губы. Ворона издал короткий презрительный смешок.

— Ну и музыкантша! Просто замечательная! — произнес он. — Коли тебе хочется заполучить ее ради прекрасной музыки, сбавь цену.

Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, хотя, собственно говоря, мнение Вороны о моей игре на флейте было последним, что могло меня огорчить. Но я взяла себя в руки. У меня была одна-единственная возможность. И я не имела права ее упускать.

Я надула губы, как учил меня отец, и снова заиграла.

Это не была мелодия. То было куда большее. Шум ветра в трубе. Потрескивание пламени.

«Здесь тепло, — пела флейта. — Тепло и прекрасно. Здесь можно посидеть и чуточку отдохнуть».

Ворона сел. Один из корабельщиков зевнул.

«Уже поздно, — пела флейта. — Полночь. Подумать только, как чудесно было бы лежать в своей постели… тепло и уютно… постели…»

Энок прислонился к беленой стене. Голова его упала на грудь.

Я заставила звуки стать тяжелее, медленнее, спокойнее. Будто тело твое тяжелеет, когда засыпаешь. Будто сердце твое бьется медленнее. Будто дыхание твое становится куда спокойнее.

Матросы спали. Один за другим они падали, не сходя с места, где бы они ни сидели или ни стояли, и сон нападал на них, и они засыпали.

Я медленно пятилась к двери горницы, мне хотелось повернуться кругом и убежать. Но так нельзя делать, если хочешь удержать свою хватку. Так что я шла тихо и наигрывала по-прежнему свои тяжелые, навевающие сон звуки, схожие с последними каплями дождя. Шла туда, к темному переходу. Туда, к двери — к пути на свободу. Я продолжала играть, держа одной рукой флейту, а другой нащупывая щеколду, и открыла ее.

Но дверь по-прежнему не желала повиноваться. Она была закрыта не просто на щеколду. Она была заперта.

— Ты очень умелая, — сказал Ацуан. — Он хорошо обучил тебя.

Искаженный, испуганный писк издала флейта. Я обернулась. Он стоял прямо за моей спиной, и глаза его были вовсе не сонными. В одной руке он держал ключ.

— Где он? — спросил Ацуан.

Он не заснул. Нечему удивляться: он сам владел силами чернокнижника. Но что он имел в виду?

— Кто? — прошептала я.

— Ты ведь не глупа. Прекрати валять дурака! Сецуан! Твой отец! Где он?

И тут меня осенило… Он не знал, что Сецуан умер. Я открыла рот, чтобы рассказать ему об этом:

— Он…

Но тут что-то остановило меня. Не продуманный план, не какая-либо мысль. Только ощущение того, что, чем меньше я расскажу Ацуану, тем лучше.

— Не знаю, — сказала я. — Я давным-давно его не видела.

— Сколько времени?

— Несколько месяцев.

— Где?

Я бросила беспокойный взгляд в сторону перехода, но никто из остальных больше не шевельнулся.

— Прости, но не могли бы мы выйти отсюда? — спросила я. — Прежде чем они проснутся? Тогда ты бы сохранил часть денег для себя.

Он засмеялся коротким, удивленным, невольным смехом.

— Ты и в самом деле умелая, — похвалил меня он. — Прямо сказать, дочь своего отца. И ты права. Это обойдется дешевле.

Он вставил ключ в замок. Но, отпирая дверь, он крепко держал меня за руку, а затем запер в доме Ворону вместе с его матросами.