Меч Пересвета - Анастасия Дробина Страница 28

– Совершенно с тобой согласна. Великолепный трюк. Я только страшно боялась, что ты свалишься с мотоцикла…

– Никуда бы я не свалилась! Зря мы, что ли, с Серегой три дня за домом тренировались? Я на лету сумку с кирпичами поднимала, золото ж ведь тяжелое! Серега сам хотел, но я его отговорила. Ему, во-первых, уже четырнадцать, и если бы мы засыпались… Уже ведь уголовная ответственность наступает, еще посадили бы его…

– О господи! – пробормотала Нино Вахтанговна, слегка меняясь в лице.

Полундра, ничего не замечая, продолжала с упоением вопить:

– А во-вторых, я полегче, мне и нагибаться, и хватать удобнее было! А вот «керосинку» выровнять при наклоне ни за что не смогу! А Серега смог! Ну-у-у, мы гиганты!

Атаманов вытирал мокрое от дождя лицо черным «шахидским» платком и скалил зубы. Его улыбка стала еще шире, когда из зала появилась Натэла – по-прежнему в пестрой цыганской юбке, но уже без платка на волосах.

– Вы просто молодцы! – весело сказала она, подходя. – Я бы так, как Юля, никогда не смогла!

– Я бы тебя и не взял, – сурово сказал Атаманов.

– Тю, фигня! – фыркнула Полундра. – Ты бы, как Серега, и «керосинку» не смогла разогнать. И удержать при наклоне. Это тебе не цыганский гипноз мастырить!

– Вах, слава богу, все хорошо закончилось, – пробормотала Нинико Вахтанговна, опираясь на руку подошедшего генерала. – Я, знаете, Игорь Петрович, до последнего боялась, что наша авантюра провалится.

– Я тоже, – сознался тот. – Но вы, Нино, были, как всегда, великолепны. Где вы нахватались таких вокзальных манер?

– Я ведь актриса, если помните! – вздернула подбородок Нино Вахтанговна. – Вчера на всякий случай сходила к Норе, моей старой подруге, артистке театра «Ромэн». Кстати, надо будет вернуть ей реквизит, когда высохнет… Нора мне и рассказала, что на самом деле знаменитый цыганский гипноз – фикция. Просто, когда человеку в каждое ухо кричат разную информацию, мозг отказывается ее воспринимать, и, как выражаются друзья моей внучки, – крыша уезжает. Мы с Натэлой так и проделали. И, кажется, неплохо!

– Нино, а почему вам нельзя было обойтись только этим? – тихо сросил Игорь Петрович. – Зачем была нужна встреча с Таней в ресторане? Кроме потрясающего эффекта – никакой пользы. Ведь с самого начала было понятно, что добровольно Модзалевский чашу не отдаст. Глупо искать у подлеца совести.

– Разумеется, вы правы. Но, во-первых, я не могла не принять участия в судьбе Тани. Очень хорошо помню себя в ее годы – я как раз впервые выходила замуж. Вообще-то, Игорь Петрович, о бывших мужьях, как о покойниках, плохо не говорят… по крайней мере, порядочные женщины… Но Георгий был такая непревзойденная свинья, что…

Нино Вахтанговна закашлялась от сигаретного дыма и не закончила фразу. Генерал на всякий случай сочувственно вздохнул, но старая актриса лишь улыбнулась и продолжила:

– Таня просто должна была избавиться от остатков влюбленности. А значит, требовался пустяк – поставить предмет ее страсти в смешное и унизительное положение и одновременно подсунуть подходящий объект для сравнения. И – ву а ля! Мой Тенго отлично справился. Где они, кстати? Та-ак, а это что такое?!

Последнюю фразу Нино Вахтанговна произнесла, глядя в зал. Там, за столом, в окружении всей компании сидели Тенгиз и Таня, которая… спала мертвым сном, положив голову на плечо своему кавалеру. Тенгиз сидел скалой, но с виноватой физиономией.

– Клянусь, ничего не делал! – объявил он, когда бабушка подошла к столу и гневно уставилась на внука. – Ничего не делал! По полбокала вина выпили! И все! Она даже поесть не успела – и заснула прямо на стуле!

– Что за вино? «Хванчкара»? На полфлакона валерьянки плюс девочка понервничала… И что ж ты хочешь? Говорила я тебе или нет? Сиди вот теперь, девочку сейчас из пушки не разбудишь. Пусть спит, ничего, пусть спит… Мишенька, вы все успели снять?

Из-за соседнего столика подошел Миша Варламенко с маленькой видеокамерой.

– В общих чертах, да, – кивнул он, кладя камеру на скатерть. – Хотя было темновато, но лица можно узнать. Ну, хоть теперь скажите, зачем было нужно снимать?

– Исключительно для Тани, – пожала плечами старая актриса, садясь за стол и непринужденно наливая себе вина. – Она должна увидеть, как божественно выглядела, и еще раз убедиться, какой слизняк ее «граф Радзивилл». Ей на пользу только пойдет. У девочки и так занижена самооценка, а после общения с мерзавцем комплекс мог упрочиться и остаться на всю жизнь.

– Я, конечно, очень извиняюсь перед всей компанией, но где все-таки чаша? – послышался хриплый пиратский голос. Соломон Борисович сидел рядом с Соней и Белкой, отвечал на какие-то их вопросы, но украдкой поглядывал на дверь. – Юные мотоциклетные воры не смылись вместе с ней через черный вход?

– Соломон Борисович, они же наши друзья, – укоризненно покачала головой Соня. – А кстати, вон, смотрите, идут!

В дверях зала действительно показались Атаманов и Полундра – слегка подсохшие и по-прежнему сияющие. Грязная, мокрая сумка была при них, и Юлька, еще не вышедшая из эйфории победы, чуть было не бухнула ее на белейшую скатерть: Натэла поймала ее за руку в последний момент:

– Что ты! Такая грязная! Давай на полу!

– Покажите мне ее, – изменившимся голосом сказал антиквар. – Я должен знать, что упустил.

– Не «упустили», Соломон Борисович, – мягко поправила Соня. – А не запятнали свою репутацию приобретением краденой вещи. Согласитесь, это немало.

– Как сказать, Сонечка… Видит бог, только ради вас… – уныло протянул Соломон Борисович. И тут же воодушевился: – Боже мой! Боже мой! Прекрасный экземпляр! И великолепно сохранившийся! Четырнадцатый век, согласен. М-да, жа-а-ль… Впрочем, у меня все равно бы не хватило средств, чтобы ее купить.

Чаша лежала в глубине сумки, мягко поблескивая золотым боком. Загадочно мерцали крупные красные и синие камни. По ободку тянулась славянская вязь.

– «Во здравие княжье и во славу Божью», – прочла Соня, беря чашу в руки. – Действительно тяжелая. Может быть, из нее пил сам Дмитрий Донской?

Чаша пошла по рукам. В конце концов снова оказалась у антиквара, и Соломон Борисович положил ее на колени, как любимую кошку.

– Ах ты, моя красавица… Не волнуйтесь, отдам, отдам. Но как же вы собираетесь, так сказать, восстановить статус-кво?

– Таня сказала, – медленно и тихо, чтобы не разбудить спящую девушку, начал Тенгиз, – что хочет вернуть ее на место, в стену монастыря.

– По-моему, с ее стороны это был экспромт, – заметил Пашка. – Ей просто надо было как-то заткнуть рот Модзалевскому.

– И ей удалось, – подтвердила бабушка. – Но мысль, по-моему, очень здравая.

– Как же теперь клад вернешь? – пожал плечами Батон, сосредоточенно уминающий длиннющую чурчхелу. – Мы были в монастыре, смотрели ту стену. В том месте, где осыпалось, заграждение поставили, никак не подберешься. Если только с другой стороны… Но там тоже стена. Высоко, и у всего парка на виду.