Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник - Лилия Ильюшина Страница 27

Мы с Жабой подошли поближе.

– Вам помочь? – как можно вежливее спросил я.

Она что-то злобно буркнула в ответ, задергалась, и дно коробки не выдержало: из нее прямо на книжный развал потоком хлынули бритвенные лезвия. Самые острые, фирмы «Оккам». Но едва они касались потрепанных книжных обложек, тут же превращались в заржавленный хлам. Девица в черном разрыдалась и убежала. То ли лезвий жалко, то ли ужаснулась, что бульварное чтиво бессмертно, не знаю.

Мне было не до нее: среди помятых и потрепанных обложек, пересыпанных лезвиями, я заметил знакомый рисунок: два полукруга рожками вверх на третьем таком же.

– Будьте добры, можно мне вон ту книгу?

– «Легенды и предания Карпетауна»? Три серебряка и шесть медников.

Торговка нетерпеливо протягивала руку, желая быстрее закончить и вернуться к ужину из трех чашек чая. Я отсчитал монеты: не хватало двух медников.

– Никакого кредита! И ни медником дешевле! – замотала она головой.

Чтоб его моль, этого сосисочника! Устроил представление! Когда я выдохся уговаривать, то понял, что проще всего сбегать домой за деньгами.

– Только отложите книгу, пока я не вернусь.

– Да она валяется здесь уже три года, никто даже в руки не брал, – отмахнулась торговка, прихлебывая малиновый чай.

– Пожалуйста, можно мне «Легенды Карпетауна»? – тут же раздался серьезный девичий голос.

Китти Плюш, одетая все в ту же аккуратненькую клетчатую накидку и серенькую беретку, достала из маленькой сумочки вышитый кошелечек и отсчитала нужную сумму.

– Вот что значит нормальный покупатель! Сразу деньги дает, а не клянчится из-за каких-то двух медников!

– А я передумал. Не нужны мне детские сказочки. Предпочитаю посерьезнее. Дайте последний номер Чарли Пранка, – процедил я.

– Чарли Пранк? По-моему, глупо читать о человеке, который растратил свой талант на всякую ерунду! – пренебрежительно взмахнула русыми косичками Китти Плюш.

В этот момент я понял, что между мной и Китти Плюш пропасть, которую не закрыть ничем. Поймите: в моем возрасте можно простить все. Кроме оскорбления кумира.

Я забрал журнал и даже не попрощался. Мне совершенно не было стыдно за такое поведение. Мы с Жабой шли домой и больше не обращали внимания ни на какие соблазны. У нас была цель, и мы твердо решили ее достичь. Если для этого надо вонять как смелл – пожалуйста. Чарли Пранк бы меня одобрил!

– Всем привет, это Жаба, она теперь с нами. Не обижать.

В спальне Ворона что-то поспешно заталкивала под кровать. К моему возмущению, это была шкатулка-пандорка. Пришлось отобрать и перепрятать. Ворона клятвенно обещала, что прямо вот с этой минуты забудет, как эта штука даже выглядела.

Жаба устраивалась в ямке с опавшими листьями. Все уже как-то привыкли к ее икоте. Я забрался на кровать и залез в палатку. Она закрывала меня от всего мира, и можно свернуться и помечтать о завтрашнем дне. Вот меня пропускают Ворота, я прохожу испытание, открываю башню Карадурна, купаюсь в сокровищах… Какая-то мысль никак не могла оформиться и тревожила меня.

– Ворона! – От возмущения я так резко выскочил из палатки, что чуть не свалился с кровати. – А как я попаду в башню Карадурна?

Задремавшая пророчица высунула голову из-под крыла и забурчала:

– Как-как! Придумаешь! Я отвечаю за стратегию, с тактикой сам разбирайся!

После того как она отдышалась и расправила от моей железной хватки перья на горле, ее мнение о распределении ролей поменялось. Птица снова порылась в тайнике и с видом страдалицы протянула сложенную в десять слоев бумажку.

– Ворона, что это за каракули?

– Это в детстве было, я только училась писать, – смутилась птица. – Подглядела этот шифр в одной секретной книге.

Добиться, почему ворон считает, что эта мазня вороньей лапой – ключ к башне Карадурна, так и не удалось. Ворона наотрез отказалась говорить, что это была за книга и где она ее видела. Честно говоря, у меня появились сомнения в успешности ее плана. Беда в том, что выбирать было не из чего.

Эти слова я раз за разом повторял, подходя к главным Воротам Школы. Без всяких сомнений, я был бесподобен в своем сюртуке, который после морских ванн принял приятный бирюзовый оттенок. Даже то, что за мной по пятам шлепала Икучая Жаба, не портило настроения. Никаких особых магических воздействий тоже не ощущалось, амулет работал как надо.

Ворона оказалась права: день был торжественный. На шпилях башен развевались флаги школы, на фронтонах – галерея портретов лучших выпускников, которые желали удачи всем конкурсантам. Снаружи все стены замка опоясывала яркая световая гирлянда. Она была двойной зеленой, в честь древнего названия школы – Дихлофос. Огромные Ворота были распахнуты, проход колыхался темной завесой, по бокам которой угадывались два высоких силуэта.

Перед самым входом я остановился, снял амулет и достал жестянку. Крем вонял кошмарно, пришлось задержаться, чтобы привыкнуть к запаху. К Воротам подошел Алек в компании пары конкурсантов. Он помахал мне рукой и выразительно показал на городские часы. На них был почти полдень, и я заторопился войти. Прохладная темнота окутала меня со всех сторон, чьи-то большие горячие ладони провели по волосам. Они на мгновение задержались, раздался громкий чих, и воздушной волной меня вынесло дальше, в школьный двор. Ворона не подвела. Может, ее план и отдавал навозом, но плоды давал прекрасные.

Я успел увидеть высокие башни, уходившие в небо, и толпы студентов, бежавших по галереям. Свысока посматривали статуи восьми волшебников, из которых знакомыми были только Мерлин и Карадурн. По огромному, в форме правильного восьмиугольника, двору поодиночке бродили конкурсанты. Кто-то хлопнул, и все изменилось.

Люди, стены, солнце – все исчезло. Так далеко, как можно видеть, – абсолютная пустота. Я стоял на маленьком пятачке серой земли, а передо мной была пропасть. В шаге, через неширокую трещину, сидела Жаба. Она прыгнула ко мне, но чуть не свалилась вниз, в черное ничто. Пришлось взять ее на руки. Присмотревшись, я различил узенькую тропинку: она вела к далекому дому, в котором горел свет.

Едва я сделал первый шаг, как поднялся сильный ветер. Тропинка петляла между трещин, иногда вовсе пропадала, и тогда приходилось прыгать через расселины. С Жабой на руках это было совсем не просто. Песок забивался в нос и рот, попадал в глаза, но в висках отчаянно стучало: «Дойти. Доползти. Скорее». Я брел уже очень долго; чем ближе подходил к одинокому дому, тем темнее становилось. Тропинку едва можно было различить. Последние шаги пришлось сделать наугад. Все, что было видно, – прямоугольник дверей, чуть светлее, чем все вокруг. Я с трудом поднял правую руку и толкнул дверь.

Тьма стала такой беспросветной и давящей, что я перестал понимать, где верх, где низ. Ощущение, будто, кроме меня, во всем мире не существовало никого и ничего. Но тут вдруг над головой появились крылатые фигуры. Они парили в вышине, как бело-золотые птицы, спускаясь все ниже; Жаба придушенно квакнула: от счастья, что я больше не одинок, я сжал ее слишком сильно. На фоне густой темноты фигуры были такими яркими, что резало глаза. Когда они приземлились, стало видно, что это люди с крыльями на руках. Они стояли по одному возле каждого участника. Тот, за которым спускались остальные, держал за руки Вайверин. Это был парень, который бросился спасать ее от ядовитого Ласло. Он улыбнулся и взмахнул крыльями, поднимаясь вверх. Вайверин взлетела за ним. Ввысь одна за другой поднимались и остальные пары. Они медленно кружились под нежный хрустальный перезвон.