Двенадцать зрителей - Инна Манахова Страница 27

К концу учебного года Тим, Шурик и я придумали свою танцевальную программу, отрепетировали ее и исполнили перед видеокамерой, а потом выложили запись в Интернет. Наше видео собрало полторы тысячи просмотров за неделю и десять тысяч просмотров за месяц: смотрели ученики нашей школы, смотрели любители хип-хопа из спортзала железнодорожного техникума, смотрели наши родители и с гордостью показывали ролик всем желающим и нежелающим. Наверняка смотрел его и кое-кто из коллектива Цирка дю Солей по горячим просьбам акробатки Лизы. В общем, мы прославились. Огорчало только одно: на записи этого видео я танцевала в спортивном костюме, спрятав непослушные рыжие волосы под бейсболку с длинным козырьком, и в результате ни одна живая душа не признала во мне девочку Машу из третьего «А»! В нашей школе так и говорили: «Танцуют Тимофей, Шурик и какой-то мелкий пацан». А доказывать им, что я – это я, как-то не хотелось: все равно не поверят.

– Не переживай, – утешал меня Шурик. – В следующий раз будешь танцевать без головного убора!

– Это не последнее наше видео, – соглашался Тим. – Еще прославишься!

Следующий придуманный нами номер был гораздо сложнее предыдущего: в нем я исполняла роль тряпичной куклы, которую мальчишки вертели, крутили, подкидывали и не всегда успевали ловить, из-за чего я летела кувырком и расшибалась в кровь. Тим учил меня правильно группироваться при падении, чтобы не переломать кости, но, падая, я все никак не успевала перестроиться: времени хватало только на то, чтобы испугаться и вскрикнуть, – поэтому локти и коленки у меня не заживали. Тем не менее я никогда не жаловалась и выкладывалась на полную катушку.

Наконец мы решились сделать видеозапись. Поначалу все шло хорошо, даже замечательно: я ловко и храбро запрыгивала в поддержки, мальчишки не менее ловко переворачивали меня вверх ногами, раскачивали, подбрасывали к потолку и вовремя ловили, но в самом конце номера, когда все трудные и страшные моменты были уже позади, я неожиданно поскользнулась на ровном месте, упала и ударилась головой об пол. А эти придурки – Шурик и Тим – вместо того чтобы пожалеть меня, топтались в сторонке, смотрели слезящимися от смеха глазами, дрожали и с силой поджимали губы, чтобы не расхохотаться.

Но главное их предательство было не в этом: они все-таки выложили видеозапись с номером и моим падением в конце в Интернет! Видео за неделю набрало сотню тысяч просмотров и целую кучу комментариев, вроде: «Ну и девчонка – оборжаться!» Я в одночасье сделалась посмешищем всей школы. И даже мама, посмотрев это видео, невольно улыбнулась, а папа, закусив губу, быстро вышел на балкон и полчаса покатывался там со смеху, делая вид, что кашляет.

С Шуриком и Тимом я не рассорилась и даже продолжала тренироваться и танцевать вместе с ними, но между нами явно пролегла невидимая трещина, которая с каждым днем расползалась все больше и больше, безвозвратно отдаляя друг от друга двух мальчиков и девочку, стоящих на противоположных краях пропасти.

Мальчишки наглели и грубели прямо на глазах: мама говорила, у них начался переходный возраст. Прежде им было наплевать на то, что я девочка и к тому же младше их на три года, – мы общались почти на равных. А теперь они всячески старались подчеркнуть свое мнимое превосходство надо мной: называли «соплюхой», ничего не объясняли и вообще перестали разговаривать со мной по-человечески, вместо слов отвешивая легкие, но до слёз обидные подзатыльники. Между тем с девчонками своего возраста они обращались совсем иначе.

Шурик, например, по уши влюбился в некую Настю. Эта Настя даже не была красавицей – тощенькая, невзрачная, словно ощипанный воробушек, но осанка и манеры – королевские, и танцевала она божественно: мы с Шуриком видели ее выступление в школе на новогодней елке. Она исполняла партию Мари из балета «Щелкунчик», а после третьего вызова на бис неожиданно станцевала нам чарльстон, и кто-то из учителей, кажется историк, назвал ее «маленькой Жозефиной Бейкер».

Позже я узнала, что Настя с пяти лет занимается классическим балетом у той самой старенькой педагогини, которая когда-то отказалась меня учить, и, более того, ходит у старушки в любимых ученицах и «подает большие надежды». Если бы не танцы, Настя наверняка считалась бы страшненьким заморышем, но стоило ей повести плечиками и красиво взмахнуть руками, как она в буквальном смысле слова начинала сиять. Кроме Шурика в Настю было влюблено полшколы, и даже у меня при виде нее невольно замирало сердце, а вот Тим искренне не понимал этой коллективной влюбленности:

– Она же страшная, как вся моя жизнь!

– Ты что! – шепотом восклицала я в ответ на такое кощунство. – Видел бы ты, как она крутит фуэте!

– Лучше бы она мясо крутила и котлеты жарила, – равнодушно замечал Тим.

У него тоже появилась «своя девочка» – хорошенькая, как картинка, и ужасно капризная и ревнивая. Она всюду ходила за Тимом как приклеенная и постоянно висла у него на шее; а стоило им ненадолго разлучиться, как она начинала беспрерывно ему названивать, и Тим тут же бросал все дела, прятался куда-нибудь в уголок и часами ворковал ей в трубку о своей неземной любви.

Когда мне исполнилось двенадцать, наша веселая хип-хоп команда окончательно и бесповоротно распалась. Настя неожиданно ответила Шурику взаимностью, и мой брат просто перестал ходить на репетиции, предпочитая в это время торчать с букетиком жухлых цветов под дверью зала, где Настя раз за разом повторяла сложные танцевальные па под аккомпанемент раздолбанного фортепиано, а потом валяться у нее на коленях, задрав лапы и жмурясь от счастья. Тима потянуло обратно в цирк, а я осталась не у дел и с горя записалась в недавно открывшуюся в нашем городе школу ирландского степа. Новые танцы – рил, джига и хорнпайп – очень подходили моему тогдашнему состоянию души: руки по швам, спина неподвижно-прямая, как у солдата в строю, взгляд в никуда, а ноги в башмаках со звонкими набойками жестко отбивают бешеный дробный ритм, будто втаптывая в паркет все былые горести и неудачи.

– Ты переваливаешься, как слоник, – замечал мне наш педагог и худрук, голубоглазый, златокудрый и румяный, будто опереточный русский царевич. – Не надо разворачивать стопы и сутулиться! Голову держи прямо! Все движения должны быть четкими, и чтоб никаких вольностей! Забудь эти свои хип-хоперские замашки! Из-за тебя вся группа сбивается с ритма!

«Ну вот, и тут я виновата», – грустно думала я, опустив голову и разглядывая носки своих новеньких блестящих башмаков.

– Ты пойми, – уже мягче добавлял педагог, – ирландский степ – это коллективный танец, если хочешь выделяться и импровизировать, тебе у нас делать нечего. Пластика тут не нужна, главное – рисунок шагов. Слушай музыку и остальных танцоров и старайся точно попадать в ритм. Представь, что мы – один большой механизм, вроде городских часов. Чтобы часы били вовремя, нужна отлаженная работа всех до единого винтиков.

Однако сам он себя винтиком не считал и нередко, выводя на каком-нибудь местном концерте свою группу, позволял им оттанцевать только положенное по регламенту время, а на бис выходил в гордом одиночестве и подолгу солировал, исполняя замысловатые танцевальные сеты под оглушительный рев восхищенной толпы.