Стеклянная карта - С. И. Гроув Страница 27

Куда бы я ни шла, чем бы ни занималась, все время эти всхлипы. Я только и делала, что грустила, и это стало сказываться на мне. Я понимала, что рационального объяснения здесь быть не может, но поделать ничего не могла: горюю, и все тут! Плач – чтобы тебе было ясно – сердце мне надрывал. Иногда – тихий и горестный. И тут же – чуть ли не вопли, как будто существу этому муки невозможные причиняют! Вот тогда-то и пришлось мне наконец признать очевидное: меня преследовала лакрима.

Тео удивленно переспросил:

– Лакрима? Настоящая?..

София же поневоле вспомнила разговор миссис Клэй с ее дядей в день принятия законопроекта о границах. И задала вопрос, тогда же повисший у нее на кончике языка:

– Что еще за лакрима?

– Я-то ни одной не видал, – сказал Тео. – Жуткие они, говорят.

– Вот уж правда святая… – грустно кивнула домоправительница. – Кто такие лакримы и откуда они взялись, никому доподлинно не известно. Одни утверждают, что это духи. Другие считают их созданиями ужасной грядущей эпохи. Историй про них столько, что правду ото лжи не отличить. Я-то знаю только то, что сама слышала. И видела.

– Так вы ее видели? – задохнулся Тео.

– Несколько недель, – продолжала миссис Клэй, – преподаватели академии великодушно мирились с происходящим и не усматривали моей вины в том, что у нас завелась лакрима. Но факт оставался фактом: положение дел становилось невыносимым. Только попробуйте представить, что в ушах у вас постоянно звучит плач. Попытайтесь-ка при этом уснуть! И это горе, необъяснимое и безутешное, от которого вы гнетесь к земле… Решив избавить от лакримы остальных, я затворилась у себя. Думаю, может, надо лишь выждать и ей попросту наскучит меня изводить?

Тогда-то, в одну из ночей, я ее и увидела. Промучившись без сна несколько суток, я наконец погрузилась в тяжкое забытье. Но лишь для того, чтобы в самый глухой час пробудиться от ужасающих криков. Вообразите, как страшно может кричать напуганное животное, – примерно это я и услышала. Я вскинулась на постели, сердце чуть наружу не выскочило… Смотрю, а прямо у моей кровати лакрима скорчилась!

– И как она выглядела? – жадно спросил Тео.

– Примерно так, как их обычно описывают… только гораздо, гораздо страшнее. Высокая, тоненькая, в белых одеждах, ниспадающих на пол… Темные длинные волосы, лицо закрыто ладонями… И вся такая… ну, потрепанная, что ли, словно годами отсиживалась в грязном закутке и только теперь вылезла. А потом, когда она руки-то от лица отняла… – Миссис Клэй содрогнулась. – Я такого ужаса и вообразить-то себе не могла. Лицо, спрашиваете? Да его попросту не было. Сплошная белая кожа, обтягивающая глазницы, рот, скулы. Кто-то словно взял и все черты стер.

Я от ужаса так и замерла… А потом спрыгнула с постели и дала стрекача! Удрала на другой конец здания, а горькие стоны и туда проникали. Я вернулась в комнату лишь на рассвете, и там, конечно, давно было пусто, только плач все равно у меня в ушах стоял. Тогда я поняла: уезжать надо. Тем же утром собрала вещи и доложила директору: так, мол, и так. Он не стал меня удерживать…

Я отчасти надеялась, что после отъезда лакрима отстанет. Как бы не так!.. Несколько месяцев я пыталась от нее убежать. Сперва в Нохтланде с места на место перебиралась, потом по ближним городкам… Но лакрима неотступно следовала за мной, и повсюду, где я появлялась, воцарялись отчаяние и ужас. Устав от этой гонки, я устремилась к границе. Мне было уже все равно, где жить и чем заниматься, – лишь бы прекратился этот плач! Я пыталась вспомнить, как прежде жила, пока все это не началось, – и не могла… В те дни я еще не уверовала в Судьбы; жители Пустошей придерживаются иных религий. Но теперь, поклоняясь этим переменчивым, милосердным, жестоким и таинственным силам, я понимаю, что таким образом они целенаправленно наставляли меня на путь истинный. Они загнали меня в жуткие сети – и тем самым вынудили двигаться вперед.

И вот наконец в ноябре, через год с лишним после первого появления лакримы, я оказалась на севере Пустошей, у Нового Акана. На ту сторону как раз ехала семья торговца; эти люди пожалели меня и взяли с собой. Мы пересекли границу Нового Запада в ночи, помню, как я лежала в открытом фургоне, слушая непрестанный плач и разглядывая звезды над головой… Потом я заснула.

А когда проснулась, стояло утро. Рядом со мной молодая мать утешала плачущего малыша. Тот сунул в рот пальчик и замолчал… и наступила такая тишина! Я слышала, как топали копыта упряжных коней, как поскрипывали колеса, как гулил сонный младенец… Плач лакримы наконец прекратился.

На Новом Западе у меня был всего один знакомый – твой дядя, София. Я и решила его отыскать. По счастью, он успел стать весьма известным человеком, так что мне без труда удалось раздобыть его адрес. Я села на поезд… Приехала в Бостон и попросила Шадрака о помощи. Уж тебе-то, София, незачем рассказывать о его доброте! В этом вы с ним схожи: ты тоже была ко мне неизменно добра. Вот только… со временем выяснилось: может, я и отделалась от лакримы, но прежней не стала. Тишина с тех пор нагоняет на меня страх. К тому же обнаружилось, что я больше не могу сосредоточиться, как раньше. – Миссис Клэй печально покачала головой. – Мой разум пошатнулся. Ну что ж… Жить памятью о лакриме – все-таки лучше, чем с нею самой. Теперь понимаешь, деточка, почему я никогда не вернусь туда?