Маленький Йоханнес - Фредерик Ван Эден Страница 26

– Смотри! Все эти мужчины и женщины знают: когда-нибудь и они сюда попадут, чтобы быть вынесенными вперед ногами в черном ящике.

«Как же им в таком случае удается сохранять присутствие духа?» – думал Йоханнес.

Изыскатель поволок его на верхний этаж, в палату, тишину гнетущего полумрака которой разбавляли лишь мечтательные звуки пианино из дома по соседству. Йоханнес увидел там больного старика, бесчувственным, потусторонним взглядом уставившегося на узкий солнечный луч, медленно ползущий по стене перед ним.

– Он лежит здесь уже семь лет, – сказал Изыскатель. – Он был моряком, видел пальмы в Индии, бороздил синие моря в Японии и джунгли в Бразилии. Теперь же единственное его развлечение – это солнечный луч и фортепианная игра вдалеке. Он уже не выйдет отсюда, но может пролежать здесь еще очень долго.

Спустя какое-то время тот дряхлый старик, навечно пригвожденный к больничной койке, стал для Йоханнеса настоящим наваждением. «Каково это, – то и дело спрашивал он себя, – просыпаться изо в день в жутковатой каморке, где твое пожизненное одиночество лишь изредка скрашивают пленительные звуки пианино да лучик света, прорвавшийся снаружи».

Изыскатель водил Йоханнеса в церкви, где они слушали проповеди. Посещали они и праздники, и торжественные церемонии, и жилые дома.

По мере знакомства с людьми Йоханнес все чаще вспоминал свою прошлую жизнь, поведанные Вьюнком истории, личные встречи. Ему попадались люди, похожие на светлячка, воображающие, что видят своих умерших друзей в ночном звездном небе, или на майского жука, прожившего лишь день, но разглагольствующего о призвании. Он слышал рассказы, напоминавшие ему историю о Лютом умельце, герое крестовиков, или об обжоре угре, которого раскармливали, потому что королю положено быть толстым. Себя же Йоханнес сравнивал с юным майским жуком, который, ничего не зная о призвании, полетел на свет. Йоханнес чувствовал, как, изуродованный, он беспомощно ползает по ковру, обмотанный ниткой, за которую то и дело дергает Изыскатель. Ах, сад ему уже не суждено найти… Когда же тяжелая нога в черном ботинке расплющит его наконец?

Изыскатель потешался над его воспоминаниями о Вьюнке. И постепенно Йоханнес утвердился в мысли, что Вьюнка не было и в помине.

– Изыскатель! Но тогда нет и ключика. Тогда вообще ничего нет!

– Ничего! Ничего! Есть только люди и цифры. Бесконечное множество цифр.

– Тогда ты меня обманул, Изыскатель! Давай остановимся и прекратим поиски! Оставь меня в покое!

– Помнишь, что сказала Смерть? Ты должен стать человеком, настоящим человеком.

– Не хочу, это омерзительно.

– Ты должен. Ты хотел этого. Посмотри на доктора Цифру! Он, по-твоему, тоже омерзителен? Стань таким, как он.

Доктор Цифра и в самом деле всегда выглядел умиротворенным и счастливым. С неизменным хладнокровием он целеустремленно следовал своей дорогой, обучаясь сам и обучая других, довольный и невозмутимый.

– Взгляни на него, – предложил Изыскатель, – он видит все и ничего. Он воспринимает людей как обитатель другой планеты, не имеющий с ними ничего общего. Он словно неуязвим для недугов и горестей и общается со Смертью как бессмертный. Он стремится познать то, что видит, но ему безразличны объекты его исследований. Он выжимает из них то, что может пополнить копилку его знаний… Ты должен стать таким, как он.

– У меня не получится.

– Ну, это не моя проблема.

На этой безнадежной ноте заканчивались обычно их дискуссии. Йоханнес мрачнел, утрачивая прежний энтузиазм. Но продолжал искать, уже не помня что и с какой целью. Он превратился в тех многих, с кем поделился своим секретом Если-бы-я-знал.

Пришла зима, но Йоханнес даже не заметил этого.

В одно холодное, пасмурное утро, когда талый грязный снег покрывал улицы, капая с деревьев и крыш, Йоханнес и Изыскатель отправились на свою ежедневную прогулку.

На площади им повстречались молодые девушки с учебниками под мышкой. Они играли в снежки, с веселым хохотом уворачиваясь от них. Их голоса звенели в зимней тишине, перемешиваясь со звоном бубенчиков запряженных в повозки лошадей и лязгом дверных затворов торговых лавок. Одна из девушек, в меховом пальто и черной шляпке, заметив Йоханнеса, застыла на месте. Йоханнесу было хорошо знакомо ее лицо, но он не помнил, кто эта девушка. Она же приветливо закивала, глядя на него.

– Кто это? Я ее знаю.

– Вполне вероятно. Это Мария. Некоторые зовут ее Робинеттой.

– Нет, не может быть. Она не похожа на Вьюнка. Это обыкновенная девушка.

– Ха-ха-ха! Она не может быть похожа на того, кого не существует! Она сама по себе. И ты по ней скучал. Давай подойдем к ней.

– Нет, я не хочу. Лучше бы я увидел ее мертвой, как и всех остальных.

И Йоханнес поспешил прочь, не оборачиваясь и обреченно бормоча под нос:

– Вот и все. Нет ничего! Ничего!

Тринадцать

Яркий, теплый солнечный свет первого весеннего утра разливался по большому городу. Слепящие лучи прокрались в комнату, где жил Йоханнес; на низком потолке дрожало и покачивалось световое пятно, отражаясь от подернутой рябью воды в канале.

Йоханнес сидел у окна и смотрел на преображенный весной город. Серый туман сменился блестящей солнечной дымкой, окутывающей старинные башни в конце улиц. Светлые скаты шиферных крыш отливали серебром, дома с четкими очертаниями сияли на солнце всеми своими гранями. Над каналами, вода в которых, казалось, ожила, мерцал бледно-голубой воздух. Разбухали коричневые, лоснящиеся почки ив; в ветвях бузили непоседы-воробьи.

Йоханнеса охватило неизъяснимое чувство при виде этой весенней картины. Солнечный свет сладко одурманивал. Забвение перетекало в наслаждение.

Он мечтательно взирал на рябь, лопающиеся почки, слушал веселое чириканье воробьев. Он давно не испытывал такого блаженства.

Это было солнце из его прошлого. Солнце, зазывающее его на улицу, в сад, где он часами нежился на теплой траве, в защищенном от ветра месте, подолгу рассматривая былинки и нагретые солнцем комочки земли.

Он упивался солнечным светом, дарившим ему благостное ощущение домашнего уюта, точно так же давно-давно он чувствовал себя в объятиях матери. И опять ему вспомнилось прошлое, но он не тосковал по нему и не оплакивал его. Он просто сидел и мечтал, желая продлить эти минуты счастья.

– Ты что там ворон считаешь, Йоханнес? – крикнул Изыскатель. – Ты же знаешь, я на дух не выношу мечтателей.

Йоханнес поднял на него умоляющий взгляд:

– Оставь меня одного ненадолго. Солнце так прекрасно.

– Что ты находишь в этом солнце? – спросил Изыскатель. – Это не что иное, как большая свеча. Какая разница, где сидеть: при свечах или на солнце? Видишь те переменные пятна света и тени на улице? Это всего лишь отблеск горящей свечи, ее хилого пламени, трепыхающегося на мизерном кусочке Вселенной. Там, там! За пределами голубизны, над нами и под нами, там повсюду тьма. Холод и тьма! Там сейчас ночь, сейчас и на веки вечные.