В поисках кракена - Александр Муа Страница 26

Наступил вечер. На горизонте сгустились черные тяжелые облака, мир окутали ранние сумерки. В порту один за другим зажигались окна в домах, освещая набережную бледным влажным светом. На улице дождь усилился и теперь яростно стучал об окна бара и гневно обрушивался на прохожих. Как мотыльки на свет, моряки потянулись к «Шхуне».

— Парень! Глинтвейна! — крикнул матрос.

— Два!

— И мне тоже!

— Аналогично!

— А мне сидр!

— Так что, парень? Мы ждем!

Юный Арно кинулся обслуживать завсегдатаев. Он крутился между столами и стульями, протирая перевернутые кружки, раздавая сигареты, расставляя пепельницы, пожимая руки то тут, то там, пробивая счета, отдавая сдачу… В «Шхуне» стоял гул низких голосов, время от времени прерываемый резким смехом. Сидя в своем углу у большого окна, Адель, Борис, Беа и Том с любопытством прислушивались к этой какофонии. Они старались вслушаться в разговоры, но до них долетали лишь обрывки пустой болтовни. Обсуждали новости дня, погоду на завтра, рост цен на нефть и плохие условия труда моряков-рыбаков.

Закутанный в дырявый плащ с капюшоном, со старым шарфом, обмотанным вокруг шеи, в бар ввалился странный тип. Выражение лица у него было зловещим. Он открыл дверь ногой и шаркающей походкой подошел к барной стойке, что-то бормоча себе под нос. В зале послышались смешки и шепот. Человек был пьян, что, казалось, никого не удивляло. Посмотрев на него, дети вздрогнули. Помимо огромного шрама, пересекающего все лицо, ему не хватало части губы, а на одном глазу была повязка. Под его жесткой бородой виднелась потрескавшаяся кожа. Но ужаснее всего выглядела его правая рука — некоторые пальцы его были обрублены, оставшиеся скрючились и походили на птичьи когти. Старый моряк повернулся к залу и встретился взглядом с онемевшими ребятами.

— Опять ин… ин… иностранцы! — крикнул он, указывая на них своей изуродованной рукой. — Никак не мог… не могут… оставить… нас… нас… в покое! Господи ты боже мой! Пусть… пусть убира… убираются откуда пришлиииии… Злосчастные сорванцы!

Адель, Боб, Борис и Беа едва дышали от страха.

— Вон! Возв… возв… возвращайтесь домой! — Мужчина становился все более агрессивным.

— Заткнись, Джонас!

— Оставь в покое этих малышей, винная бочка!

Ругательства сыпались на старика со всех сторон.

— Я… я… вам запрещаю… так… разго… разговаривать сссссо мной… потому что я… я все знаю! А выыыыы… вы не знаете… ничегоооо! Так что молчаааааать… сборище недо… недоумков!

— Понятно! Он опять со своими бреднями! — громко выкрикнул какой-то матрос.

— Снова будешь рассказывать свою идиотскую историю про розового слона? — крикнул другой, вставая из-за стола.

Матросы разразились смехом.

— Именннннно, мсье! Я… я… я его видееееел! Он бо… бо… больше ро… розового слона!

— А то! Чем больше пьешь, тем жирней он становится!

Зал взорвался хохотом.

— Я… я го… говорю пр… правду, мсье! Я его в… видел, как в… вижу с… сейчас т… тебя, пр… презренный! Огр… огромные щ… щупальца и все… и все…

— Давай, Мидилей, выкинь его из бара!

— Иди проспись, пьяница!

Грянул новый взрыв смеха.

— Давай, Джонас, тебе лучше вернуться домой, — сказал хозяин. — Ты нас достал уже со своими пьяными историями. Всегда одно и то же. Давай ступай!

— Да я… я говорю… вам, что я… я его… в… видел! И я… я ост… остаюсь здесссь! В… виски, пацан!

Два матроса встали, чтобы помочь старому моряку покинуть заведение. Он сопротивлялся и даже начал драться. Но морякам быстро удалось подхватить его под руки и проводить до входа. Кривой Джонас рычал от злости. Он в последний раз указал своей покалеченной рукой на детей и сказал им:

— Я… я вас… пр… предупредил, юн… юные ин… иностранцы! Горе тому… тому, кто с… сует с… свой носссс… в чужжж… чужие дела!

Адель, Борис, Беа и Том вжались в угол. Моряки в зале расшумелись, призывая Джонаса уйти.

— Давайте! Выкидывайте его уже!

— Пусть катится отсюда!

— Иди проспись!

— Достал уже своими россказнями! Ты уже неделю нам вещаешь об этом, дорогуша!

— Ступай, Джонас! И чтоб я тебя не видел еще долго! — заключил хозяин тоном, не терпящим возражений.

Два моряка резко толкнули пьяницу на улице и погрозили ему кулаком. Идя по набережной шатающейся походкой и изрыгая проклятия, Джонас чуть не упал в лужу. Он притворился, что ушел, а потом вдруг приник своим ужасающим лицом к огромному окну, где сидели ребята. Адель, Борис, Беа и Том подскочили на месте. Вблизи его рваный шрам оказался еще более страшным, чем показался им вначале. У ребят перехватило дыхание. Капли дождя бежали по стеклу. Было слышно, как Джонас кричит с улицы:

— Убирайтесь, против… противные… маленькие… раз… разгильдяи! Это бесссс…. Бесполезно! Вы ни… никогда не уз… не узнаете мой с… секрет! Никто его не уз… не узнает! Я никогда вамммм… его не с… скажу, маленькие пр… противные ищ… ищейки! Ха-ха-ха!

Он разразился дьявольским смехом, от которого у детей стыла в жилах кровь. Его рот казался жуткой красной дырой, в которой торчали изуродованные кариесом зубы. В конце концов безумный старик плюнул на стекло и ушел, бормоча себе под нос что-то невнятное. Несколько секунд спустя человек в фуражке, незаметно сидевший в углу, встал и вышел из бара. Оказавшись на улице, он пошел вслед за пьяным стариком.

Дети, перепуганные этой сценой, затравленно переглядывались. Моряки же, как ни в чем не бывало, продолжили свои разговоры с того места, где они были прерваны. Зал погрузился в привычную атмосферу, послышалось звяканье посуды и спокойные мужские голоса. Проголодавшись за день, моряки в момент съедали все, что было на их тарелках. Ребята, находящиеся до сих пор под впечатлением от случившегося, даже не заметили, что им принесли еду. Адель увидела под своим бокалом сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув его, она прочла: «Этим вечером. В полночь. У маяка».