Загадка случайного попутчика - Анна Устинова Страница 25

Горбун бежал быстрее Вани!

В классе повисла тишина. Часть девятого «В» просто решила, что именно так «Беглец» и начинается. Они ждали продолжения и удивлялись, почему Темыч медлит со следующей строкой. Остальные в ужасе разинули рты. Пашков сперва схватился за голову, затем покрутил пальцем возле виска, после чего вновь показал Темычу длинный нос и большой горб.

Роман Иванович, похоже, на некоторое время утратил дар речи. Лишь меняющийся Цвет лица свидетельствовал, что внутри старого учителя проистекают какие-то бурные процессы. Лицо да лысина литератора сперва покраснели, затем приобрели угрожающий лиловый оттенок. Наконец, плотно сомкнутые губы Романа. Ивановича разжались, и он произнес всего два слова: — А дальше?

Темыч к этому времени впал в окончательный ступор. Сил у него хватило лишь на то чтобы перевести отчаянный взгляд с Романа Ивановича на Женьку. Однако от долговязого друга пользы сейчас было немного. Женька, уткнувшись в однотомник Лермонтова сотрясался от беззвучного хохота. Теперь оставалась надежда лишь на Пашкова. Тот не подкачал. Оскалив верхние зубы, Лешка скосил глаза к переносице, затем изобразил руками длинные уши и под конец этими же руками начал размахивать как крыльями.

«Напоминает курицу на насесте, — лихорадочно суммировал информацию Темыч. — Только при чем тут зубы? Ага! Понял. Это мутант».

— Дальше, — чуть громче прежнего проговорил Роман Иванович.

— Роман Иванович, я сейчас вспомню, — пылко пообещал Тема. — Там что-то с мутантом связано.

— Какой мутант? Какой Ваня? — грянул Роман Иванович.

— Ну, такой. С длинным носом, — вяло откликнулся Тема.

В классе уже начиналась истерика. Теперь даже Марату Ахметову сделалось ясно, что Темыч читал не «Беглеца» Лермонтова. Хохот учеников перекрывал вопли, наконец окончательно вышедшего из себя Романа Ивановича. Отчетливо слышал учителя один лишь Тема. Впрочем, тот именно к нему и обращался. Заявив, что за долгую педагогическую практику его до такой степени не оскорблял еще ни один ученик, литератор поставил Теме в журнал единицу, добавив, что клятвенно обещает вывести ему единицу в году, если на следующей же неделе не будут сданы все десять стихотворений.

Темыч с минуту молча глядел на разгневанного учителя. Затем у него словно бы что-то щелкнуло в голове, и он, к немалому своему удивлению, вдруг без запинки продекламировал:

Гарун бежал быстрее лани,

Быстрей, чем заяц от орла.

Бежал он в страхе с поля брани,

Где кровь черкасская текла…

— Прекратить! — рявкнул басом Роман Иванович. — Я думал, Мартынов, ты просто не выучил, а теперь выясняется, что ты издеваешься над великой русской поэзией!

— Я не издеваюсь, — пытался оправдаться Темыч.

— В таком случае, как прикажешь это назвать? — неистовствовал Роман Иванович.

— Не знаю, — жалобно пробормотал Тема. — У меня что-то с памятью.

— Если с памятью, будем исправлять, — сурово произнес учитель. — Выучишь не десять, а пятнадцать стихотворений.

И он с ходу велел добавить Темычу в список еще пяток очень длинных стихов Лермонтова.

Мальчик вне себя от горя направился за свою парту. Едва досидев до конца урока, он предъявил законные претензии как Женьке, так и Пашкову. Причем по логике Темыча выходило, что оба они вели себя безобразно.

— Я старался, — возражал ему Пашков. — А если ты язык мимики и жеста плохо понимаешь, то никто, кроме тебя, не виноват.

— Ах, язык мимики и жеста! — перехватило дыхание у Темыча. — Тогда, может, ты мне объяснишь, что должен был означать этот твой дурацкий нос?

— Тут только тупой не поймет, — ничуть не растерялся Пашков. — Гарун ведь лицо кавказской национальности. Вот я тебе и показал жестами.

— И вообще, Темочка, чем других упрекать, лучше бы выучил стихотворение, — встряла Катя.

— Я выучил, — сварливо проговорил Темыч. — Просто они мне неправильно подсказывали, вот у меня в голове все и перемешалось.

— Вот, Женька, — с видом оскорбленной добродетели произнес Пашков. — Мы же с тобой еще и виноваты. Тут Женька, вспомнив, как Пашков языком мимики и жеста изображал зайца, зашелся от нового приступа хохота.

— А ты вообще полный подлец! — накинулся на него Темыч. — Я от него жду подсказки, а он уткнулся в книгу и ржет!

— Что же поделаешь, если смешно? — ничуть не смутился Женька. — Если бы я сказал, что в «Беглеце» у Лермонтова мутанты описаны, ты тоже бы начал ржать.

На это у Темыча не нашлось возражений.

— Ладно, что было, то прошло, — сказал Олег. — Теперь давайте договоримся, как будем действовать после уроков.

Но обсуждение этой проблемы пришлось отложить. Перемена кончилась. Друзья поспешили на математику.

Как в природе после грозы и бурь воцаряется тишина, так и остаток учебного дня для девятого «В» прошел на редкость спокойно. Лишь один Темыч никак не мог оправиться от потрясения. Да Женька, глядя на рассерженную физиономию Темыча, вдруг словно бы ни с того ни с сего разражался хохотом. Впрочем, на двух последних уроках и он успокоился.

Компания с Большой Спасской училась в математической группе повышенной сложности. Вела ее Светлана Сергеевна. Строила она уроки так, чтобы ни единой минуты не пропало даром. Кроме того, из-за Андрея Станиславовича девятый «В» относился к Светлане с большим уважением, и математикой все занимались всерьез. Поэтому даже Темыч на двух последних алгебрах несколько отвлекся от литературных страданий. Когда Компания с Большой Спасской, наконец, покинула школу, Тема уже пришел во вполне сносное расположение духа.

— Ну? — подбежал на улице к пятерым друзьям Пашков. — Пошли, что ли, к Василию Николаевичу?

— Сперва надо с Вульфом погулять, — отозвался Олег.

— И пожрать нужно! — крикнул вечно голодный Женька. — Не могу я на пустой желудок с дядей Васей разговаривать!

— Тем более энергии сколько истратил, — покачала головой Катя. — Темочке нашему так хорошо подсказывал.

— Слушай, ты не буди во мне зверя! — набычился Темыч.

— Действительно, Катька, лучше не надо, — торопливо проговорил Женька.

— И вообще лучше думать о деле, а не обо всякой ерунде, — добавил Пашков.

— Тебе бы пятнадцать стихотворений выучить наизусть, — снова помрачнел Темыч.

— Да хватит волноваться, — растянулся рот до ушей у Пашкова. — Самое худшее для тебя уже позади.

— Сомневаюсь, — фыркнула Катя. — Самое худшее будет, когда Темочке наш Роман Иванович поставит годовую единицу. И мамочка с папочкой Темочку накажут.

— Ты… Ты… — зашелся от возмущения Темыч.

— Не боись, — хлопнул его по плечу Пашков. — У нас с братаном Сашком методика разработана по запоминанию любых текстов. Я тебя потом научу. Будешь учить стихи — словно орешки щелкать.