Энни из Грин Гейблз - Люси Мод Монтгомери Страница 25

– Вы трогали её? – строго спросила Марилла.

– Д-д-д-а, – пробормотала девочка. – Я взяла её и приколола к своему платью, чтобы посмотреть, как она на нём смотрится.

– Кто позволил вам это делать? Вы, девчонка, суёте свой нос куда не следует. Во-первых, вы не должны были без спроса заходить в мою комнату. А во-вторых, не следовало вообще трогать эту дорогую вещь! Куда вы её подевали?

– Положила брошь обратно на бюро. Я ведь только на минуточку взяла её! И не хотела ничего дурного! Просто не подумала, что это плохо, – зайти к вам и примерить эту брошь. Но теперь ясно, что это – дурной поступок. Никогда не повторю его вновь! У меня есть одно положительное свойство: я никогда не ошибаюсь дважды.

– Но вы не положили брошь на место! – сказала Марилла возмущённо. – Её нет ни на бюро, ни где бы то ни было. Вы вынесли её, Энни?

– Нет, положила её обратно, – упрямо и, по мнению Мариллы, даже нахально заявила Энни. – Только не могу вспомнить, воткнула ли я её в подушечку или оставила на фарфоровом подносе. Но я не брала её, это точно!

– Пойду, проверю ещё раз, – решила Марилла, всё же чувствуя, что ей придётся быстро вернуться с пустыми руками. – Если вы положили её обратно, то она должна быть там. А если её там нет – значит, вы этого не сделали!

Марилла прошла в свою комнату и поискала брошь не только на бюро, но повсюду и везде, и, конечно, так и не нашла её. Вернувшись на кухню, она сказала:

– Энни, брошь исчезла, это факт. По вашему признанию, вы были последняя, кто держал её в руках. Так что же вы с ней сделали? Немедленно скажите всю правду! Вы её вынесли из комнаты и где-то потеряли?

– Нет, я этого не делала, – серьёзно заявила Энни, стойко встречая Мариллин гневный взгляд. – Не брала я брошь из вашей комнаты, и это – правда. Больше ничего не могу сказать, даже если вы закуёте меня в кандалы! Кстати, не знаю, что это такое… Вот так, Марилла!

Этим «вот так, Марилла» девочка хотела подчеркнуть, что она полностью уверена в своих действиях, но Марилла восприняла эти слова как прямой вызов.

– А я думаю, всё то, что вы мне тут наговорили, – ложь, – холодно сказала она. – И я это знаю! Лучше уж помолчите, чем будете снова молоть чепуху. Ступайте к себе наверх и оставайтесь там до тех пор, пока не раскаетесь в содеянном.

– А можно мне забрать с собой горошек? – робко спросила Энни.

– Нет. Я сама полущу его. А вы делайте, как сказано! – отрезала Марилла.

Когда Энни ушла в свою комнату, Марилла занялась своими вечерними делами. У неё было весьма тревожно на душе. Сильно беспокоила пропажа такой ценной вещи. А вдруг Энни её действительно потеряла? И как не стыдно лгать, что она не брала! Ведь кто-нибудь мог видеть, как она это сделала! И при этом – такое невинное лицо!

– Уж и не знаю, что дальше-то будет! – думала Марилла, нервно перебирая горох. – Конечно, едва ли она собиралась стащить эту злополучную брошь. Просто она взяла, чтобы поиграть, скорее всего. Но ясно одно: она взяла эту брошь, так как ни одной живой души, кроме неё до моего прихода тут не было. А брошь пропала, как пить дать. Небось, потеряла, да боится в этом признаться, чтоб не наказали. Но как же неприятно думать, что она лжёт! Ложь ей не более пристала, чем вспышки гнева. Да, это настоящая повинность, – иметь в доме лживого ребёнка… Лицемерного и лживого!.. Это тяготит меня ещё больше, чем мысли о потерянной броши. Не возражала бы, если б она выложила мне всё начистоту.

Делая перерывы в работе, Марилла всякий раз забегала в свою комнату, чтобы поискать там брошь. Перед отходом ко сну, она заглянула в комнату в восточном крыле, но это не дало определённого результата. Чем упорнее настаивала Энни на том, что и не собиралась уносить с собою брошь, тем больше Марилла убеждала себя в обратном.

На следующее утро она поведала эту историю Мэтью, который был смущён и озадачен не меньше, чем сама Марилла. Однако, он не так скоро утратил веру в девочку, несмотря на то, что признавал, – обстоятельства против неё.

– А за бюро эта вещица не могла упасть? – высказал он единственную догадку, пришедшую ему в голову.

– Что я только не делала: и бюро отодвигала, и вынимала каждую полку, и обследовала все щели да трещины, – посетовала Марилла. – Броши нигде нет, потому что её взяла эта лгунья! Увы, это правда, Мэтью; и как трудно бы ни было, мы должны с этим примириться.

– А что же ты теперь собираешься предпринять? – безнадёжно спросил Мэтью, в душе испытывая чувство благодарности к Марилле за то, что она сама, без его вмешательства, взялась распутать этот «клубок». А вмешиваться в это «темное дело» ему вовсе не хотелось.

– Посидит взаперти, пока не сознается во всём, – проворчала Марилла, помня, что в прошлый раз подобный метод успешно сработал. – А там – видно будет. Может, мы и отыщем брошь, если эта девчонка расскажет, куда задевала её. Но в любом случае Энни нужно строго наказать, Мэтью!

– Ну, в данном случае наказывать будешь ты, – заявил Мэтью, беря шляпу. – Я к этому не причастен ни с какого боку. Ты меня предупреждала, чтоб я не лез не в свои дела…

Марилла почувствовала себя покинутой всеми. Даже сходить посоветоваться с миссис Линд она не могла. С самым серьёзным выражением на лице она поднялась в восточную комнатку. Но Энни вновь непоколебимо стояла на своём: нет, она не уносила брошь! Ребёнок до её прихода явно плакал, и Марилла ощутила острый приступ жалости, что приходится подвергать его этому «допросу»… Она явно чувствовала себя, как побитая собака…

– Пока вы не раскаетесь, Энни, вам придётся остаться в этой комнате. Подумайте об этом, – строго сказал Марилла.

– Но ведь завтра пикник, Марилла, – зарыдала девочка. – Вы же не хотите держать меня здесь… во время пикника? Вы выпустите меня хоть на день? А потом я буду даже с радостью сидеть взаперти столько, сколько вам заблагорассудится. Но на пикник я должна пойти.

– Не пойдёте не только на пикник, но и куда бы то ни было. Конечно, пока не раскаетесь во всём!

– О, Марилла! – простонала Энни.

Но Марилла уже вышла, затворив за собою дверь.

В среду утро было такое яркое и ослепительное, словно «на заказ» для тех, кто собирался на пикник. Вокруг Грин Гейблз пели птицы свои утренние песенки. Белые лилии в саду щедро расточали свой аромат, который уносился с ветром к каждому окну или двери и врывался в дом, окутывая холлы и комнаты, словно фимиам. Берёзки в лощине весело махали ветвями, возвещая о том, что в восточную комнатку грядёт новое утро. Но девочка не показывалась у окна. Когда Марилла поднялась наверх с завтраком, она нашла Энни сидящей очень прямо на кровати, бледную с решительно сжатыми губами и блестящими глазами.

– Марилла, я готова во всём признаться! – твёрдо сказала она.

– А! – Марилла поставила поднос вниз. Опять её метод благополучно сработал. Но этот новый успех имел горький привкус. – Ну что вы поведаете мне, Энни?