Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский Страница 24

Максим давно не чувствовал себя так хорошо. Ему хватило одного взгляда на карту островов Урос, чтобы понять её истинное значение. Отец умел прятать секреты. Сальников семь лет жил возле тайника в Ауровиле, Артуро три года держал в руках карту, и никто из них не заподозрил, что очередная зацепка находится так близко.

– Ну что, идём? – позвал Дима.

Он сам предложил пройти пешком все шесть километров из центра Трухильо до его северо-западных окраин. Аня с Максимом не возражали. Рассудили, что заодно осмотрят город. Покинув гостиницу, ещё несколько кварталов обсуждали местную ступенчатую застройку: пятиэтажки банков, клиник и дорогих магазинов нередко торчали между захудалыми двухэтажными коробками жилых домов – возвышались над ними голой кирпичной стеной с белыми разводами высолов. Обсуждали и небрежение местных жителей к кровлям, заканчивать которые здесь никто не торопился.

Чем дальше Максим и Шмелёвы отходили от центра, тем чаще им попадались здания с недостроенным верхним этажом. Посреди едва начатых стен с проржавевшими штырями арматуры, как правило, устраивалась прачечная с развешенным бельём, столовая или загон для собак – они с остервенением облаивали прохожих, глядя на них с высоты пяти-шести метров.

– Смотри! – Аня заметила возле одного из домов пыльные заросли амброзии.

Её стебли и листья напоминали стебли и листья обычной полыни, а на верхушке красовались шишечки, как у той же полыни или белой мари, только больше и крепче, размером с настоящую еловую шишку. Амброзия стояла густая, листья были тёмно-зелёными и будто бы вялыми. Её заросли здесь напоминали сказочную чащобу вроде тех, что рисовал Васнецов, только в миниатюре.

– Красиво. – Аня остановилась возле амброзии. Позвала брата сфотографироваться: – Надо же потом доказать папе, что мы вообще были в Перу.

Дима нехотя согласился. Опёрся на трость обеими руками, приосанился и постарался как можно более сурово посмотреть в объектив, должно быть, представляя себя если не конкистадором, то их потомком. Почувствовал, до чего комично выглядит, и, не сдержавшись, рассмеялся. В это мгновение Максим их с Аней и сфотографировал.

Вчера, возвратившись после ночной вылазки в квартиру Гаспара Дельгадо, Шмелёвы выглядели подавленными, им было не до улыбок. Разве что Аня не могла оторваться от палантина – надеялась со временем заказать юбку с таким же узором. Дима, обрушившись на кровать, с досадой сказал, что в итоге они остались с очередным стихотворением и бесполезной картой затонувшего острова. «Прекрасный улов. Стоило лететь в Перу». Максим тогда промолчал. Не хотел делиться с Димой своей догадкой об истинном назначении карты. Планировал для начала выспаться. Принял душ и уже лёг в кровать, но уснуть, несмотря на усталость, не смог.

Вновь и вновь возвращался к Диминым словам: «Не стал бы Сергей Владимирович вот так на виду прятать самое ценное. Слишком просто для твоего папы». Неужели они что-то упустили? Зачем вообще в кабинете Дельгадо висел Ямараджа? Сейф можно было найти и без него. Первые две маски указывали на скрытую от чужих глаз подсказку – на такую, поиски которой требовали немало сил и внимания. А тут банальный сейф. К тому же незапертый. Ключ и не должен был открыть его дверку, он только указывал, что в сейфе лежит или лежало нечто важное.

Растревоженный, Максим окончательно потерял сон. Поднялся, чтобы ещё раз взглянуть на стихотворение. Аня выяснила автора. Джон Китс. Значит, стихотворение настоящее и не таит в себе шифровок, да и в его посыле Максим не сомневался, слишком уж очевидно оно ложилось в один ряд с предыдущими. Отец начал с Лохвицкой, точнее, с таинственного покрова карающей богини. Напомнил маме, что готов отдать жизнь ради глубоких тайн, чем мир и чуден, и велик. Затем в строках Соловьёва вновь указал, что истина мироздания скрыта от наших глаз и слуха. Наконец стихотворением Китса подчеркнул свой главный страх – не узнать этих тайн, этой истины. Проще говоря, отец продолжал с одержимостью безумца намекать на прокля́тую mysterium tremendum. Вот уж правда, кого бог хочет погубить, того он прежде всего лишает рассудка.

Следом Максим переметнулся к рассуждениям о том, что же случилось с Исабель. Отчаявшись уснуть, решил не откладывать изучение карты до вечера. Разбудил уже спавших Аню с Димой. Знал, что они не простят ему, если он всё сделает в одиночку. Позвал их в ванную.

– Если ты на что-то намекаешь, я уже вчера мылся, – пробурчал тогда Дима.

– «В свете лунных огней», – отчётливо произнёс Максим.

– Что?

– Надпись. Я уже видел её в детстве. Тогда мне пришлось разобрать луноход. В нём лежала записка…

– …написанная симпатическими чернилами. – Дима осоловело уставился на Максима. – Ты рассказывал… Когда мы возились с оковами от глобуса, ты вспоминал тот луноход…

– Всё верно.

– И что это значит? – Аня, сонная, присела на закрытый унитаз. – Мне ты ничего не рассказывал.

– Чтобы прочитать ту записку из лунохода, нужно было просто нагреть её над плитой.

– В свете лунных огней…

– Да. Отец любил подобные игры. Считай, с детства готовил меня к нашим приключениям.