Предпоследняя передряга - Лемони Сникет Страница 24

— Но почему же никто нам ничего не объяснил?! — спросил Клаус. — Почему нам до всего приходилось докапываться самим?!

— К сожалению, таков этот злобный мир, — сказал Дьюи, покачав головой. — Везде напущено туману, Бодлеры. С момента раскола все исследования, все наблюдения, даже книги оказались разбросаны по свету. Это как слон в любимом стихотворении вашего папы. В руках у каждого крошечная крупица истины, а целостной картины нет ни у кого. Однако скоро все изменится.

— В четверг, — сказала Солнышко.

— Точно, — сказал Дьюи, с улыбкой поглядев на младшую Бодлер сверху вниз. — Все благородные люди, как встарь, соберутся вместе — и тогда можно будет сопоставить все их исследования, все их наблюдения, все улики, которые им удалось собрать, и все книги, которые они прочитали. Подобно тому, как библиотечный каталог показывает, где расположена каждая книга, этот каталог покажет местоположение и поведение каждого волонтёра и каждого негодяя. — Он указал на отель и продолжил: — Долгие годы, которые благородные люди провели, скитаясь по земле и наблюдая коварство и предательство, мы с коллегой неотлучно находились здесь, и к нам поступала вся информация. Мы скопировали все до единой записи из каждой записной книжки каждого волонтёра и свели их в каталог. Иногда, когда волонтёры гибли или наши убежища бывали разрушены, нам приходилось самим собирать утраченные сведения. Мы получили документы Жозефины Энуистл с озера Лакримозе и тщательно их скопировали. Мы сложили обгорелые обрывки архивной библиотеки Мадам Лулу и записали все, что обнаружили. Мы обыскали дом, где провёл своё детство мужчина с бородой, но без волос, и расспросили учительницу математики, которая учила женщину с волосами, но без бороды. Мы вызубрили наизусть важные статьи из подшивок полтривилльских газет и выбросили важные предметы из окон сожжённого штаба, чтобы потом найти их где-нибудь на морском дне. Каждое преступление, каждую кражу, каждую грубость и каждый неблаговидный поступок, совершенный с начала раскола, мы свели в каталог, создав целую библиотеку злоключений. И поэтому в моем каталоге есть место всякой животрепещущей тайне.

Это дело всей моей жизни. И жизнь эта была непроста, зато содержательна.

— Вы не просто волонтёр, — сказала Вайолет. — Вы библиотекарь.

— Ах нет, в библиотечной иерархии я стою гораздо ниже, — скромно ответил Дьюи. — Ваши родители всегда шутили, что моя библиотечная деятельность протекает в глубоком подполье. Ведь каждый негодяй на свете спит и видит, как бы уничтожить все улики, поэтому мне пришлось как следует спрятать дело всей моей жизни.

— Но как же можно спрятать такой громадный каталог? — удивился Клаус. — Это все равно что спрятать слона. Ведь ваш каталог, наверное, размером с отель!

— Так оно и есть, — с хитрым видом кивнул Дьюи. — Честно говоря, мой каталог размером в точности с отель. Тютелька в тютельку.

Вайолет и Клаус отвели глаза от Дьюи, чтобы недоуменно переглянуться, но Солнышко смотрела не на библиотекаря и не на брата с сестрой, а на зеркальную поверхность пруда.

— !агА — сказала она, показывая маленькой рукой на спокойную гладкую воду.

— Именно, — подтвердил Дьюи. — Истина была у всех под носом — нужно только видеть чуть глубже поверхности. О том, что отель «Развязка» — наше последнее прибежище, знают и волонтёры, и негодяи, но никто ни разу не задался вопросом, почему его вывеска написана задом наперёд. Они приезжают в «акзявзаР» ьлэто, но подлинное убежище — каталог — надёжно спрятан на дне пруда, в подводных номерах — зеркальном отражении отеля. И пусть враги сожгут здание дотла — главные тайны все равно уцелеют.

— Но если местонахождение каталога так важно таить от всех, зачем вы нам о нем рассказываете? — спросила Вайолет.

— Вам положено знать, — сказал Дьюи. — Вам пришлось скитаться по земле и стать свидетелями стольких злодеяний и собрать столько улик, сколько большинству людей не удаётся за всю жизнь. Улики и наблюдения, собранные в ваших записных книжках, станут, несомненно, ценнейшим вкладом в каталог. И кому, как не вам, можно со спокойной душой доверить самые важные тайны на свете? — Он посмотрел на пруд, а затем на каждого Бодлера по очереди. — Начиная с четверга вам больше не придётся скитаться по воле волн! — Дети понимали, что под словами «скитаться по воле волн» Дьюи имел в виду «Чувствовать себя одинокими и потерянными», и от этих слов у них на глаза навернулись слезы. — Надеюсь, вы согласитесь навсегда поселиться здесь. Мне нужен кто-то наделённый изобретательным воображением — он улучшит подводный дизайн каталога. Мне нужен кто-то наделённый исследовательским даром — он доведёт каталог до идеального состояния и сделает его самым точным на свете. И, разумеется, нам нужно будет питаться, а я слышал самые хвалебные отзывы о Солнышкиных кулинарных талантах.

— Эфхаристо, — потупилась Солнышко.

— Честно говоря, стряпня Хэла совершенно несъедобна, — с горькой улыбкой продолжал Дьюи. — Не понимаю, зачем ему понадобилось открывать ресторан в номере 954, когда в его распоряжении было столько удобных помещений. Невкусная пища в любом случае неприятна, но хуже невкусной индийской пищи, пожалуй, ничего не бывает.

— Хэл волонтёр? — спросил Клаус, вспомнив, что видела Солнышко, выполняя поручения посыльной.

— Некоторым образом, — ответил Дьюи, употребив выражение, которое здесь означает «Приблизительно». — Когда больница, где он работал, сгорела, моя коллега прибыла на место событий, чтобы каталогизировать все уцелевшие сведения. Хэл был в полнейшем отчаянии. От Хранилища Документов остался жалкий пепел, и Хэлу негде было жить. Моя коллега предложила ему должность в отеле «Развязка», и теперь он помогает нам в исследованиях и учится готовить. К сожалению, удаётся ему лишь первое.

— А Чарльз? — спросила Вайолет, вспомнив, что видел Клаус, когда работал посыльным.

— С тех пор как вы уехали с лесопилки, Чарльз искал вас повсюду, — ответил Дьюи. — Его заботит ваша судьба, Бодлеры, хотя компаньон его ведёт себя непростительно и эгоистично. Вам, Бодлеры, пришлось видеть предостаточно мерзавцев, но вам повезло встретить предостаточно и благородных людей — таких же благородных, как вы сами.

— Не уверен, что мы такие уж благородные, — тихо проговорил Клаус, листая записную книжку. — Из-за нас произошли несчастные случаи на лесопилке. Из-за нас случился пожар в больнице. Отчасти из-за нас сгорела архивная библиотека Мадам Лулу. Из-за нас…

— Не надо. — Дьюи остановил Клауса, мягко положив ему руку на плечо. — Вы достаточно благородны, Бодлеры. В этом мире большего и желать нельзя.

Средний Бодлер склонил голову, прислонившись к библиотекарю, а его сестры прижались к нему, и все четыре волонтёра на миг безмолвно замерли в темноте. Из глаз сирот — всех четырёх — хлынули слезы, и, как часто случается, когда плачут в ночи, волонтёры и сами не знали, почему они плачут, хотя я-то знаю, почему я плачу, печатая эти строки на машинке, и плачу я вовсе не из-за того, что в соседней комнате один человек режет лук, и не из-за того, какое зловещее карри он намерен с этим луком приготовить. Я плачу потому, что Дьюи Денуман ошибался.