Бунт пупсиков - Дмитрий Емец Страница 23

– Тут баба Мила с мужем живет! Они тупакам мед продают! – громко заявил Саша.

– Кому-у продают? Язык с мылом помою! – возмутилась Катя, которая хотя сама и знала кучу плохих слов, вечно требовала от братьев и сестер их не знать.

– Ну отдыхающим!

– Вот и говори: «курортникам»! Откуда ты такое слово знаешь?

– «Курортник»? Ты сказала! А оно совсем плохое? Совсем-совсем? – жадно спросил Саша, просчитывая открывающиеся возможности.

– Я с тобой с ума сойду! Нет, другое!

Поняв, что «курортник» слово нормальное, Саша потускнел, утрачивая к нему интерес:

– А-а! Я слышал, как они с тетей Клавой ругаются. Тетя Клава им говорит, что у них мед из сахара и что у них пчелы кусаются, а они отвечают, что у них ихние голуби белье во дворе обгадили.

– Не «ихние», а «их»!

– Я и говорю «их». Ихние голуби обгадили, гуси гогочут, а эти отмораживаются!

Вика и Алена вертели головами, высматривая щенков. Поблизости кто-то повизгивал, а потом из-под отогнутого листа железа полезли щенки, довольно уже взрослые, недель четырех. Было странно, что у лысой, страшной, бесконечно длинной Табуретки такие красивые, толстые и пушистые щенки, похожие на котлеты на лапках.

Вокруг «котлет» с встревоженным лаем носилась Табуретка и пыталась заставить их ее слушаться. Одну «котлету», сунувшуюся к ногам Вики, она даже завалила на землю и слегка покусала. Заодно попыталась зарычать и на Вику.

– Это еще что такое?! – строго сказала Вика, и Табуретка, опомнившись, завиляла хвостом. Минуту спустя она уже ела холодную гречку с мясной подливкой, которую притащила Алена. Один из щенков упал в гречку, и остальные его облизывали.

Когда щенки поели, Катя громко сообщила, что жить на улице они, разумеется, больше не будут. На улице полно опасностей. Микробы, вирусы, машины, другие собаки. Пчелы, наконец, могут покусать.

– А до этого не кусали? Вон они какие огромные! – сказала Вика.

– А ты молчи! Вот скажи, у щенков есть прививки? У них есть противоблошиные ошейники? Их ветеринар смотрел? Вот у этого из глаза течет! – закричала Катя, и Вика отступила, потому что крайне сложно спорить с человеком, который во всем прав.

– Ну началось! – простонал Петя и потопал домой. На плечах у него подпрыгивала Рита, дергая его за уши во все стороны и требуя у своей лошади возвращаться.

Щенков было шесть. Катя, Алена и Вика взяли каждая по два и, сопровождаемые переживающей Табуреткой, отправились домой. Катя планировала сложные формы лечения и строительство многоэтажной будки, но папа неожиданно воспротивился.

– Или я, или эти щенки! – заявил он.

Катя посмотрела на папу и на щенков, делая непростой выбор.

– А где ты будешь жить? – спросила она у папы.

Но за папу вступилась мама, и его пришлось оставить, а щенков вернуть на пасеку. Катя и Алена дулись на папу часа два, а потом обнаружили в коробке с лекарствами глазные капли и отправились лечить щенка с текущим глазом.

– Куда вы мне собак обратно притащили? А ну забирайте! Взяли – так забирайте! Всех перетоплю! – кричала на них из-за забора баба Мила.

Потом баба Мила ушла домой, и девочки решили, что за ведром, чтобы топить, но, видимо, ведра баба Мила не нашла и вернулась с макаронами. Макароны были холодные, но зато их было очень много. И тут только девочкам стало ясно, почему щенки и Табуретка такие толстые.

Закончилось все тем, что Алену ужалила в ладонь пчела, а щенки забились под улей и рычали на Катю, когда она пыталась вытащить их обломком швабры. Глазные капли так и остались неиспользованными, и их в тот же день перевел Саша, пытаясь выяснить, горят они или нет.

Самое большое впечатление щенки произвели на Риту. Говорила Рита еще неважно, но, пытаясь показать, как поразили ее щенки, весь день пробегала на четвереньках и даже суп потребовала себе в миску, чтобы есть как собачка, стоя на четвереньках. Мама ей дала, но это оказалось неудобно, и Рита была вынуждена сесть за стол и взять ложку, потому что оставаться голодной было не в ее правилах.

После обеда Рита опять опустилась на четвереньки и, отрывисто лая, принялась бегать по лестнице и чесаться, как это делают собаки, когда их мучают блохи, а добрая Алена надела ей ошейник из папиного галстука и водила ее за собой.

Катя путем долгих уговоров убедила папу, что возьмет на ночь самого больного щеночка для оказания ему неотложной медицинской помощи, а утром вернет его Табуретке, потому что понимает, что он еще нуждается в материнском молоке. Табуретка похищения своего младенца не заметила, поскольку коварная Катя отвлекла ее внимание сосиской и, схватив щенка, убежала раньше, чем он начал скулить.

Заинтересованные этим явлением, Саша с Петей записали скулеж оставшихся щенков на телефон и принялись ставить опыты. Оказалось, что считать Табуретка не умеет. Можно разворовать у нее всех детей, не давая им скулить, и ей будет все равно, но если все щенки на месте, а телефон продолжает поскуливать, то Табуретка сходит с ума и ищет источник звука. Эксперименты продолжались бы до вечера, но на помощь Табуретке пришли пчелы. Одна из них залетела Пете в рот, и хотя Петя загрыз ее раньше, чем она его укусила, он все равно предпочел ретироваться и оставить собак в покое.

Тем временем Катя занималась больным щенком. Он был безобразно толст и, возможно от слабости, все время напускал лужи. Катя вымыла его шампунем, потом сняла с него двух раздувшихся клещей и бросила их на газовую конфорку. Это очень рассердило Костю. Закричав Кате «Злая! Злая!», он стал бить ее по ноге саблей.

– Там у него еще третий клещ! Давай на тебя посажу? – предложила Катя и стала гоняться с клещом за визжавшим Костей.

Пожалев брата, Петя отобрал у Кати клеща, хотел бросить его в унитаз, но передумал и ради интереса скормил его крысам.

– Они теперь умрут! – сказала Катя.

– Не умрут! – сказал Петя и предложил поспорить на штуку. Катя отказалась, и Петя поспорил с Костей и Сашей, увеличив их и без того неоплатный долг.

Костя и Саша просидели у клетки минут пятнадцать, но жадный Шварц, слопавший клеща в одиночестве, так и не умер. Тогда Саша и Костя, огорченные, отправились во двор, спрятались за угол дома и принялись комбинировать.

Мама сразу заподозрила, что они комбинируют, потому что их долго было не видно и не слышно. Обычно Сашу и Костю было слышно всегда. Она вышла из дома и незаметно подкралась к ним. Саша и Костя сидели на корточках, почти соприкасаясь головами. Между ними на земле были навалены палочки, ватки и куски бумаги, змеящиеся белым дымком. Пыхтя от усердия, мальчики наваливали в эту кучу все, что могло гореть.