Вихри волшебства - Диана Уинн Джонс Страница 23

Кэрол принюхалась. Очень странно. Пахнет карамелью! Кэрол сочла за лучшее застать своих работников врасплох. Она решительно протопала по черной деревянной лестнице к двери и распахнула ее.

На нее хлынул дым и запах спиртного и карамели. Все ее работники толпились внутри, но, вместо того чтобы вежливо обернуться и выслушать ее распоряжения, как случалось обычно, никто из них поначалу не обратил на нее никакого внимания. Фрэнсис сидел за столом и резался в карты с Мартой, Полом и Бимбо при свете свечек, воткнутых в зеленые бутылки. Возле каждого из них стоял стакан с пахучим вином, однако, к ужасу Кэрол, сильнее всего пахло из бутылки, к которой присосалась Люси. Прелестная нежная Люси сидела на скамейке у стены, хихикая и прижимая к груди зеленую бутылку. В тусклом свете Кэрол почудилось, что лицо у Люси как у гнома, а волосы, как выразилась бы мамочка, в некотором беспорядке. Мелвилл что-то жарил на плите у двери. Кэрол было стыдно даже смотреть на него. Мелвилл напялил белый засаленный передник и улыбался сонной улыбкой, помешивая стряпню. Трудно было представить себе нечто менее злодейское.

— Что здесь происходит? — вопросила Кэрол. Услышав это, Фрэнсис обернулся, и Кэрол сразу стало видно, что он не брился добрую неделю.

— Дверь жакрой, а? — раздраженно потребовал он.

Может быть, он шепелявил оттого, что в зубах у него была здоровенная сигара, но Кэрол боялась, что Фрэнсис просто пьян.

Она захлопнула дверь и встала перед ней, сложив руки на груди.

— Я требую объяснений, — твердо сказала она. — Я жду.

Пол хлопнул по столу картами и быстренько подгреб к себе поближе кучку монет. Потом он вынул из своего мальчишеского рта сигару и обратился к ней:

— Ну и жди хоть до завтра или начинай переговоры. У нас забастовка.

— Забастовка? — переспросила Кэрол.

— Забастовка, — подтвердил Пол. — Мы все бастуем. Я уговорил тысячеликую труппу бастовать сразу после последнего сна. Мы требуем улучшения условий труда и долю прибыли побольше.

Он усмехнулся Кэрол, дерзко и довольно неприятно, и теперь, вблизи, Кэрол увидела, что рот у него не такой уж и мальчишеский. Пол был старше, чем она думала, и лицо его покрывали циничные морщинки.

— Пол — наш уполномоченный, — объяснила Марта.

К удивлению Кэрол, Марта оказалась довольно молодой женщиной с рыжеватыми волосами и надутым оскорбленным лицом. Когда она продолжила речь, в ее голосе послышались слезы:

— Знаешь, у нас тоже есть кое-какие права! Условия, в которых вынуждена жить твоя тысячеликая труппа, возмутительны, а сны идут один за другим, и ни у кого из нас нет свободного времени! И при этом никакого удовлетворения от работы! Только вспомни, какую чушь приходится играть нам с Полом!

— Одни паршивые эпизоды, — кивнул Пол, проворно сдавая карты. — В частности, мы протестуем против того, чтобы нас убивали буквально в каждом сне. Тысячеликую труппу расстреливают в каждой финальной сцене, и нам за это не только компенсации не полагается, — куда там, вставай и давай гони следующий сон!

— И н-н-ник-к-кгда не д-дают выпить… — вставил Бимбо. Кэрол поняла, что он безобразно пьян. Нос у него совсем побагровел, а седые волосы слиплись. — Д-д-дна крашеная в-водица… Снач-чала ст… ст… стибрили яблоки из сна п-про заколдованный сад… Вино поставили… Щас виски гоним. Эт’ луч-чше.

— И ведь ты нам ни гроша не платишь! — возмутилась Марта. — Приходится самим брать себе награду за труды!

— Откуда тогда у вас деньги? — поинтересовалась Кэрол, указывая на большую гору монет, лежащую перед Полом.

— Эпизод в восточной сокровищнице и еще кой-какая бутафория, — ответил Пол. — Пиратский клад. А по большей части — просто раз рисованные бумажки.

Тут вдруг заговорил Фрэнсис, громко и нагло: — А я требую признания! Я играл девяносто девять разных героев — и хоть словечко благодарности на подушечке или на бутылке! — Он стукнул кулаком по столу. — Эксплуатация, вот что это такое!

— Да, мы требуем, чтобы на следующем сне стояли наши имена, — подтвердил Пол. — Мелвилл, дай-ка ей список наших жалоб.

— Мелвилл — секретарь забастовочного комитета, — пояснила Марта.

Фрэнсис снова стукнул по столу и рявкнул: — Мелвилл!

А потом все разом закричали:

— МЕЛВИЛЛ!!!

И только тогда Мелвилл повернулся от плиты, держа в одной руке сковородку, а в другой — листок бумаги.

— Не хотел, чтобы помадка подгорела, — оправдался он. И вручил бумагу Кэрол: — Держи, душечка. Не я это придумал, но не хотелось всех подводить.

К этому времени Кэрол уже потихонечку плакала, прислонившись к двери. Этот сон обернулся сущим кошмаром.

— Люси! — в отчаянии позвала она. — Люси, ты что, тоже с ними?

— Не трогай ее, — велела Марта, которую Кэрол мало-помалу начинала крепко недолюбливать. — Люси достаточно перенесла. Во всех ролях ей приходилось быть игрушкой, прихотью, собственностью мужчин. Правда, лапочка моя? — спросила она Люси.

Люси подняла глаза.

— Никому не понять, — обронила она, печально глядя в стену. — Ненавижу Фрэнсиса. А мне вечно приходится идти за него замуж и жить ща… час… часливо до конца дней…

Фрэнсиса это, конечно, взбесило.

— И я тебя ненавижу! — заорал он, вскакивая.

Стол с грохотом опрокинулся, стаканы, монеты, бутылки и свечи тоже полетели на пол. В темноте началась ужасная неразбериха, но дверь за спиной у Кэрол все-таки распахнулась, и она со всех ног кинулась прочь…

…И обнаружила, что опять сидит в шезлонге на залитой солнцем террасе. В одной руке у нее была бумажка, а зонтик скатился к ногам. К большому своему огорчению, Кэрол заметила, что на голубом платье остался длинный липкий потек чего-то похожего на карамельную помадку.

— Tonino! Vieni qui! — крикнул кто-то. Кэрол обернулась и увидела, что Крестоманси возится со сломанным шезлонгом, а вокруг толпится куча людей, желающих обойти его и убежать по ступеням вниз. Поначалу Кэрол никак не могла понять, что это за люди, пока не заметила среди них Фрэнсиса, а потом Люси: та одной рукой стиснула горлышко бутылки, а другой вцепилась в Нормана — того человека, который сидел на ящике и которого Кэрол увидела первым. Остальные, наверное, тоже из тысячеликой труппы, решила она. Кэрол все еще соображала, что же произошло, когда Крестоманси бросил сломанный шезлонг и остановил последнего оставшегося на террасе.

— Извините, сэр, — обратился к нему Крестоманси. — Не будете ли вы так любезны перед уходом объяснить, что происходит?

Это был Мелвилл, по-прежнему в засаленном переднике; узкой злодейской ладонью он разгонял дымок над сковородкой и глядел на свою помадку с горестным выражением узкого злодейского лица.