Робинзонетта - Эжен Мюллер Страница 21

Волчок – бедная собака, которую она взяла к себе на излечение – долго не поправлялся; но наконец раненая лапа зажила, правда, немного криво, так что осталась небольшая хромота. Добрый пес выражал свою благодарность безграничной привязанностью к хозяйке, на какую способны только собаки. С ним девочка не чувствовала себя такой одинокой среди окружающих скал и развалин. Во время своей болезни Волчок привык оставаться один. Когда Мари уходила, достаточно было одного слова или движения, и пес радостно следовал за ней или послушно забирался в их общее убежище, которое он бдительно сторожил. Только крайнее изнурение, вызванное голодом, заставило это отважное животное выказать страх перед своими преследователями в тот день, когда Мари спасла его. Поправившись и чувствуя себя обязанным своей избавительнице, Волчок совершенно изменился: плохо приходилось тому, кто отваживался проникнуть в уединенную обитель в развалинах без разрешения маленькой Мари; искусанные икры были результатом таких попыток.

Но запрета не существовало только для двоих, которые в глазах Волчка составляли одно целое, потому что приходили всегда вместе, каждое воскресенье, в послеобеденное время.

По воскресеньям после трех часов пополудни маленькая Мари возвращалась из приходской церкви, останавливалась у первой башни, откуда можно было видеть всю деревенскую улицу, и ждала. Скоро появлялась женщина и рядом с ней мальчик; она старалась не терять их из виду. Когда они приближались к развалинам, она бежала им навстречу вместе с собакой, которая приветствовала гостей радостным лаем. Когда они подходили поближе, Мари кричала:

– Здравствуйте, госпожа Бюрель! Здравствуй, Пьер!

Затем она обнимала и целовала добрую женщину, пожимала руку Пьеру.

Все трое взбирались на развалины, где вместе усаживались, смотря по погоде, в одной из так называемых комнат, устроенных Мари, и дружески беседовали. Пьер по просьбе Мари занимался тяжелой работой, непосильной для девочки: он таскал и укладывал каменные плиты, вколачивал колья, сделанные из выловленных в речке досок и бревен. Все это делалось по плану Мари, совершенно непонятному Пьеру.

Мать и сын проводили в гостях около двух часов, затем Мари с Волчком провожали их до поворота дороги, и они расставались, в надежде увидеться в следующее воскресенье.

Заметим, что этими посещениями Мари была обязана исключительно матушке Бюрель, которая уделяла ей почти все свободное время, которым располагала. Вдова не забыла, чем она была обязана маленькой Мари, которая своими советами, своим влиянием направила Пьера на правильную, честную дорогу; с тех пор он неуклонно шел этой дорогой.

Она считала своей священной обязанностью хоть чем-нибудь отблагодарить бедную Мари, оказавшую ей столь важную услугу. Она навещала ее, беседовала с ней, и, если бы разговор их происходил при свидетелях, те, без сомнения, удивились бы тому, как внимательно слушала пожилая женщина болтовню маленькой девочки. А речь, как правило, шла о самых обыкновенных вещах. Мари рассказывала, чем занималась на прошедшей неделе; о проделках Волчка с лисицами, которых он наловчился выслеживать в окрестных скалах; о посещении развалин некоторыми незнакомыми лицами; о том, о другом, о пятом, десятом…

Но странное дело: мамаша Бюрель никогда не расспрашивала девочку о ее планах, которые та, по-видимому, не хотела доверять никому, – до такой степени госпожа Бюрель прониклась уважением к уму и образу мыслей маленькой девочки. Насколько Мари умела быть разговорчивой, веселой, шумно радоваться какой-нибудь удаче, настолько же сдержанна она была в отношении всего, что касалось ее будущего. И мать с сыном постепенно оставили попытки проникнуть в ее тайны. Девочка производила на них какое-то таинственное и в то же время успокаивающее впечатление. Они верили в нее, вот и все. А вера не рассуждает…

Когда люди, которые знали об их дружеских отношениях, спрашивали: «На что она рассчитывает? Вы ведь должны это знать», они откровенно отвечали: «Мы не знаем».

В таких посещениях госпожа Бюрель видела двойную пользу: во-первых, она могла выразить свою признательность милой девочке и, во-вторых, эти встречи поддерживали благотворное нравственное влияние Мари на ее сына.

Так прошла холодная, пасмурная пора.

Наконец засияло яркое мартовское солнце. Орешник украсился сережками, поля зазеленели, по краям дорог появились фиалки, в лесах послышалось пение птичек.

Каждый четверг в городке, находившемся в миле с небольшим от деревни, производились большие торги.

В один из таких четвергов жители деревни, которые всегда отправлялись на торги, очень удивились, увидев, что маленькая Мари идет туда же. Она несла на спине грубо сплетенную из ивовых прутьев корзину собственной работы. В корзине была свежесобранная трава и пучки одуванчиков; в траву она воткнула несколько букетиков фиалок, обрамленных плющом; они наполняли воздух благоуханием.

– Куда ты идешь, Мари?

– Продавать свою жатву.

– Траву твою, может быть, и купят; но ты, кажется, надеешься продать и эти букетики? Напрасно, этого-то добра кругом и даром полно.

– Посмотрим, – как обычно, отвечала Мари.

В городке ей недолго пришлось искать покупателя на свою траву: один трактирщик скупил у нее все. Но, опустошая корзину в свой передник, он тоже посмеялся над ее мыслью продать эти «никчемные полевые цветы». Она спокойно выслушала его, потом вышла на улицу, примыкающую к торговой площади и, обращаясь к проходящим дамам, говорила своим тоненьким, нежным голоском, устремляя на них огромные, кроткие глаза:

– Полюбуйтесь, какие свежие фиалки! Понюхайте, как они чудно благоухают. Я их недорого продам.

Некоторые равнодушно проходили мимо, но несколько дам остановились.

– Какие чудные волосы! – сказала одна из них.

– Какое милое личико! – сказала другая.

И два букетика были проданы.

Третья дама заговорила с девочкой, спросила ее имя, и, придя в восторг от ее милой болтовни, купила три букетика и дала маленькой торговке свой адрес. Короче говоря, первый торговый опыт Мари превзошел все ее ожидания.

Спустя час после продажи последнего букетика Мари, с пустой корзиной на спине, быстро пошла по дороге, ведущей в деревню. В ее приподнятом переднике шевелилось что-то живое.

– Что у тебя там? – спросил прохожий, который шел в том же направлении.

– О, ничего особенного! Пара маленьких кроликов.

– Вот как! Кто же тебе их дал?

– Я их купила.

– За сколько?

Мари назвала цену и спросила:

– Это не слишком дорого?

– Ни дорого, ни дешево. Им же не больше трех недель.

– Да, продавец сказал мне то же самое.

– Ты можешь вырастить их и получить барыш.

– Тем лучше.

В Совиной башне появились два новых обитателя. Мари поместила их в уютный уголок, предварительно показав Волчку, который по внушительному жесту Мари прекрасно понял, что кроликов поручили его защите. В воскресенье она показала их мамаше Бюрель и Пьеру; мальчик взялся изготовить для них маленькую клетку – чтобы сберегать траву, которой их кормили, иначе они немедленно ее разбросают.