Новый старт - Жаклин Уилсон Страница 21

Они весь день обращались со мной так бережно и ласково, словно я инвалид. Мне позволили выбирать, в какие игры мы будем играть, за завтраком Дженни поделилась со мной бананом, а Ивонна — виноградом, мне уступили первую очередь за компьютером и самую лучшую кисть на рисовании, а когда на занятии по драматическому искусству всем велели разделиться на пары, Дженни и Ивонна упросили, чтобы нам разрешили работать втроем.

Они были такие добрые, что я чуть ли не начала наслаждаться всем происходящим, хотя все это время у меня что-то ныло внутри. На последних уроках мне сделалось еще хуже. Я вдруг начала думать — может, зря я разоткровенничалась с Дженни и Ивонной? От этого все стало казаться еще более реальным. Может, если бы я промолчала, все как-нибудь само собой исправилось бы. Мама вот никому не рассказывает. Виолетта в «Радуге» изо всех сил старалась ее разговорить, я знаю, но мама не сказала ни слова.

А я просто не умею держать язык за зубами. Промолчи я, когда папа шептался по телефону с этой Сарой, и, может быть, вообще ничего бы не случилось.

Я думала о папе, все время о папе. Живот разболелся со страшной силой. Я сгорбилась, обхватив себя руками.

— Что с тобой, Эмили? — спросила наша учительница, миссис Маркс.

— Ничего, миссис Маркс, — промямлила я.

— В таком случае сядь прямо. И не надо делать такое трагическое лицо, дорогая моя. Я знаю, что у тебя трудности с математикой, но незачем делать вид, будто тебя пытают.

Многие засмеялись. Дженни с Ивонной сочувственно смотрели на меня и корчили рожи в адрес миссис Маркс. Дженни настрочила записку и передала ее мне: «Не слушай, что говорит старуха Маркс-и-Энгельс, ты же знаешь, какая она психопатка. Целую, Дж.».

Но боль не уходила. Я все вспоминала, как грустно посмотрел на меня папа, когда я отказалась поцеловать его на прощание. Я старалась помнить, что это он плохо поступил, когда бросил нас. Да еще притащил к этой ужасной Саре, а она ясно нам показала, что ей до нас дела нет. А папе все равно. Если он думает только о ней, почему мы должны стараться сделать ему приятное?

Я знала почему. Потому что мы его любим.

— Я люблю тебя, папа, — прошептала я. — Вернись к нам. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вернись. Я все сделаю, если только ты вернешься. Я никогда больше не буду тебе грубить. Мне все равно, пусть ты плохо поступил. Мне обязательно нужно все время видеть тебя. Ты нам всем так нужен… Обещаю, я буду хорошо себя вести, никогда больше ни на что не буду жаловаться. Пожалуйста, только вернись!

Живот болел все сильнее и сильнее. Я испугалась, что меня вырвет прямо на уроке, а то и еще что похуже. Я ерзала на стуле и молилась, чтобы скорее прозвенел звонок. Когда он наконец зазвонил, я сорвалась с места, не теряя времени на то, чтобы попрощаться с Дженни и Ивонной.

Слава богу, я успела добежать до туалета и даже одной из первых вышла на школьный двор.

Не знаю, почему я посмотрела в сторону ворот. Я ведь не собиралась сразу идти домой. Я хотела зайти в соседний корпус на продленку для младших школьников. Я ходила туда, а не на нашу продленку для средних классов, чтобы присматривать за Витой и Максиком. Мы там оставались после уроков, а в половине шестого за нами приходила бабушка или мама после работы.

Мне нравилось возиться с малышами, не только с собственными братом и сестрой. Все малявки меня любили, потому что я рассказывала им сказки, играла с ними. Мы набивались всей толпой в домик Венди, и я лепила для них смешных зверюшек из пластилина на целый Ноев ковчег. Я хотела сделать олененка, чтобы Вита развеселилась. Может, и для Максика тоже сделаю. Я мысленно прикидывала, как вылепить рожки, как вдруг увидела человека, стоявшего у ворот. Волосы у него были заплетены в косичку.