Королятник, или Потусторонним вход воспрещен - Павел Калмыков Страница 21

Попугай Чим ни во что не играл. Он вообще улетел. Потому что Ветя и Фидя сделали ему клетку, а он обиделся, перегрыз прутья и улетел.

— Может, еще вернется? — надеялись опечаленные близнецы.

— На Южные острова может вернуться, — ответил им Крижа Крокодил. — Если орел в дороге не съест.

В старшем классе изящный и лохматый маэстро Зиторенго проводил урок культуры только для девочек. Мальчишки подглядывали в окна.

Маэстро снял с плеч накидку и повязал на бедра, будто юбку.

— В руке у меня, сударыни, избанский веер. Каждая дама должна с ним ловко обращаться, не только обмахиваться и отгонять мух. С помощью веера дамы разговаривают, и мужчинам этот тайный язык знать не положено.

Принцессы захихикали. Маэстро улыбнулся:

— Как-то в молодости мне довелось скрываться при избанском дворе под видом приезжей герцогини. Королевская полиция искала меня как сочинителя вредных песенок по всей стране, а я жил у короля под носом и как-то раз даже танцевал с ним менуэт… — Маэстро сделал несколько танцевальных шагов. - Ладно, менуэт мы разучим в другой раз, а сейчас не будем отвлекаться.

И маэстро изящно обмахнулся веером.

У среднего класса шел урок техники. В мастерской стоял железный визг и лязг, и для королевичей не было музыки приятнее. А вот королевны, к великому огорчению мастера Дзаблина, вместо урока ушли: сказать куда? В гости к тете Назде.

Тетя Наздя, добрая повариха, была женой Гослофа. Вечно занятого завхоза никогда не было дома, и тети-Наздина комнатка превратилась в какой-то девчачий клуб. Сюда девчонки прибегали за всеми советами, со всеми секретами, а то и просто так, на диване посидеть.

Сидят обычно штук восемь девчонок на диване, а тетя Наздя вяжет что-нибудь и рассказывает.

— Был у нас барон — ух, злющий, ух, вредный. Как-то раз он ножик потерял, так со злости пятерых велел казнить. А потом ножик-то и нашелся, барон на радостях одного из пятерых помиловал. И вот этот барон — а рожа у него была страхолюдная! — решил на мне жениться. А мне было шестнадцать лет, я замуж за барона не хотела, мне Гослоф нравился. Гослоф красавец был, жил по соседству. Все говорил: "Ты, Назденька, не бойся, я не отдам тебя барону. Я сам на тебе женюсь". Я хохочу, а он грозится: "Да я его, этого барона! Да пусть только тронет!"

А барон что придумал? — взял и Гослофа в солдаты отдал. А через месяц говорит: "Все, убили на войне твоего Гослофа. Радуйся теперь, баронессой станешь". А ничего-то у него не вышло. Оказалось: нельзя барону на простой девке жениться. Тогда он разозлился и меня ведьмой объявил.

И вот посадили меня под замок, а на другой день сжечь должны были. Уже и столб поставили, костер сложили. Ночью гроза разыгралась. Сижу я в сарае, реву и думаю: "Хоть хворост у вас промокнет, помучаетесь еще со мной". И вдруг гром как бабахнет! И дверь распахивается, и вбегает — батюшки! — мой Гослоф, мокрый, живой и невредимый. Ни на какой войне его не убивали, из армии он убежал и замок на сарае порохом взорвал.

Вот. Сарай мы подожгли, будто от молнии загорелся, — и бежать. Барон с собаками поискал, поискал да и бросил. А мы все лесами да лесами в Здрану пробрались. Здесь как раз король сплыл, и закон ввели хороший: если год проживешь, уже их Здраны не выгонят. Целый год в лесу жили, в землянке, а потом в Дазборг переселились… Вы не смотрите, что Гослоф ворчливый, он внутри добрый… У меня там суп варится, пойду посмотрю.