Лисье время - Надежда Гарнык Страница 21

– Ну, всегда не всегда… Так почему муж-то к вам в гости не заехал?

– Всё-то вы знаете, – вздохнула Татьяна Михайловна. – Не знаю почему. Помчался в Москву свою.

– А вы, получается, Москву недолюбливаете?

– Почему это? – Татьяна Михайловна всё больше терялась, она не понимала, к чему клонит этот простоватый и нахрапистый капитан, кроме того, пушная фея отметила про себя, что он умён.

– Ну как… Живёте же в Пушноряде.

– Живу. Распределение после университета. У меня тут работа нужная, – Татьяна Михайловна запнулась, – была… в прошлой жизни… нужная.

– Ну почему в прошлой. Грядёт эпоха перемен, кардинального слома всего. Вы разве против?

– А вы разве за? – тихо вопросом на вопрос ответила Татьяна Михайловна.

– Да понимаю, понимаю, всё понимаю. Но ничего не поделаешь. Лисы не нужны, норки нужны. Вы всё-таки своё получили, и ещё получите.

– В смысле? – испугалась Татьяна Михайловна.

– Вы по-прежнему пушная фея нашего города, специалист мирового уровня. Вон даже сахар нашёлся в такое непростое время, а чашечка-то, простите, дулёвская ^[22] – на ней цена стоит семь восемьдесят, чашечка хороша. Дешёвку вы никогда не покупали. Наш пушной отец искал вас несколько лет, в Москву ездил, искал, искал… Не смотрите на меня так. Это я в газете прочёл, в центральной, замечу, не местной! Ну так вот. – Ястребок грубо отодвинул дорогую чашищу, раскрыл папку, подал Татьяне Михайловне бланки листов. – Дача показаний, – торжественно объявил и тут же засуетился: – Я тут задумался. Вот слово «дача» – это же и дом – дача, и показания от слова «дать». Это знаете, как называется?

– Знала, забыла сейчас. За последний год от стресса что-то стала голова подводить и болит иногда.

– Омонимы. Я в книжке прочитал. «Орфографический словарь русского языка», там написано. Я всегда в эту книжку смотрю, потому что, увы, ляпаю ошибки, допускаю то есть, а в протоколе это неприлично, да и в других документах тоже, в частной переписке ещё позволительно. – На лице Ястребка выступил пот, Татьяна Михайловна подала ему с полки мягкую махровую тряпочную салфетку. – Спасибо, – поблагодарил Ястребок и, нисколько не смущаясь, принялся вытирать лицо. – Так вот, Татьяна Михайловна, что я вам скажу… – Лицо следователя покраснело, он уставился на пушную фею странным взглядом: – Дело ваше совсем плохое…

– То есть?

– Дела ваши, как у нас говорят, – блохи. В переводе на обычный язык…

– Плохи?

– Я специально пришёл к вам. Выбил эту явку в интересах следствия. А просили, чтобы вас сразу, на следующий день, то есть в субботу… – Ястребок осёкся и закончил коротко, на выдохе: – Я ваше дело веду.

– Моё дело?

– Завтра вас вызовут… Повторюсь, смягчив: давно бы вызвали, но там, разные причины, решили обождать, хоть и не по инструкции, но… – Ястребок поднял гигантский палец-сосиску с мозолью от спускового крючка. – Вы мне скажите, только честно. – Ястребок быстро глянул, даже зыркнул, но у Татьяны Михайловны был искренний, по-детски робкий, растерянный, ничего не понимающий вид.

Так они сидели друг напротив друга и молчали: Ястребок – выжидающе, как матёрый потрёпанный охотниками и собаками хищник, а Татьяна Михайловна – испуганно, как глупая голубая норка после смертельного усыпляющего укола. Татьяна Михайловна выдержала пронзительный цепкий взгляд этого увальня.

– Я бы не стал сейчас этого делать, Татьяна Михайловна, но, знаете, никогда бы себе этого не простил.

– Да что случилось-то?

– А вы не знаете что?

– Нет, знаю. Трагедия ужасная. На работе сегодня огорошили.

– Так уж и огорошили? Дайте сказать, не перебивайте. – Тут следователь вернулся в прихожую, вызвав почему-то бурный восторг Бони и Бориса, дружелюбных далеко не ко всем.

Ястребок открыл сложный замок двери, выглянул в коридор, закрылся, потом прошёлся по комнатам, вышел на балкон, закрыл балконную дверь, посмотрел в окна, закрыл и их, вернулся на кухню.

– Уфф. Я тут похозяйничал у вас. Включите, будьте добреньки, вентилятор.

Татьяна Михайловна закрыла окно, задёрнула тюль и занавеску, включила мощный вентилятор, встроенный в вытяжку, – иногда пушная фея проводила на кухне обработку материала, подготавливала образцы для изучения. Редко, но случалось, а это дело вонючее. Татьяну Михайловну интересовали дома только лисьи мозги. А это возня, с головой-то, и амбре…

– Теперь объясню, почему я вас сейчас спасаю.

– Не пугайте, Василий Юрьевич! – Татьяна Михайловна была совершенно раздавлена, потеряла всякое самообладание, её трясло – сказывался длительный приём транквилизаторов; она боялась принять таблетку при следователе.

– Я не пугаю. Я хочу объяснить. Знаете, я считаю, что человек должен быть благодарным. Вы согласны?

– Конечно. И не только человек. Зверь и то благодарен, исключая глупых норок.

– Ох как вы ценную пушнину недолюбливаете.

– Недолюбливаю.

– Но лисы тоже норные! – захихикал Ястребок. – Видите: опять игра слов. У глупых норок даже названия нормального нет, производное от норы.

– Всё дело в том, что лисы – псовые, а норки – куньи. Разница огромна, в мозге прежде всего. Если посмотреть разрезы…

– Ну это ваше профессиональное дело. Так вот. Вы, наверное, не помните. Давно когда-то, десять лет назад или одиннадцать, я к вам приходил.

– Вы – ко мне?

– Насчёт шубы.

– Ах, насчёт пальто. Я не помню. Если насчёт манто, ко мне многие обращаются, я не помню.

– У меня была безвыходная ситуация, понимаете?!

Татьяна Михайловна молчала, ей стало тяжело говорить, она чувствовала, что произошло что-то очень плохое, судя по тому, как всматривался в неё следователь.

– Я тогда окончил заочный институт, жил тут, у нас, я ж пушнорядский, исконный.

– Да по вам видно. Настоящий русский охотник. И фамилия тоже говорящая.

– Да. Я местный. Предки вроде реально связаны с соколиной-ястребиной охотой, ну ерундовина разная времён неолита-палеолита. Жена моя с моим ребёнком жили тяжело. Зарплата-то у младшего лейтенанта, сами знаете. А жена красивая, тоже из местных, настоящая красавица, не пигалица-дурында. Ждать материального благополучия не хотела, ещё эти отлучки мои на сессии в заочном, и денег совсем мало, впроголодь почти мы жили. И вот приезжаю я, а жена заявляет: ухожу, уезжаю, разводимся. И добавляет: если хочешь, чтобы Ванька тебе остался, гони мне три шубы. Мне для новой свекрови и для золовки надо, а третью – мне. «Тебе-то, – возмутился я, – зачем шуба?! У тебя их три!» А она говорит, что хочет манто, а не шубы эти из зайцев и белок, норку желает!