Множество жизней Мейзи Дэй - Кристофер Эдж Страница 20

Я толкаю дверь, распахивая её.

И вижу перед собой комнату Лили – такую, какой она и должна быть. Вот от потолка наклонно расходятся бледно-жёлтые стены, заставленные понизу книжными полками и ящиками со всякой всячиной. Вот кровать Лили, застеленная покрывалом пастельных оттенков, над ней – постер с Эйфелевой башней.

За столом Лили, прямо под мансардным окном в крыше, сидит какая-то женщина. Я не вижу её лица, вижу только подстриженные тёмные волосы. На мгновение мне кажется, что это мама, но тут женщина поворачивается, и я с изумлением понимаю, что это Лили.

В её чёлке атласной серебристой ленточкой блестит седая прядь. Взгляд Лили натыкается на меня, она округляет глаза, и морщины на её лице становятся ещё заметнее. Сейчас она выглядит даже старше, чем мама.

У меня мелькает мысль, что это какой-то специальный грим под маскарадный костюм, хотя Лили одета как обычно – в джинсы и чёрную блузку.

– Лили? – окликаю я сестру, так и не поняв, почему она так выглядит. – Это правда ты?

– Прости, – отвечает Лили. – Я даже не была уверена, что ты узнаешь меня в таком виде. – Она смущённым жестом подносит руки к лицу, и я замечаю на внутренней стороне её запястья татуировку – чёрную петлю ленты Мёбиуса. – Наверное, я выгляжу очень старой.

– Я не понимаю, – признаюсь я, глядя на неё в полнейшем, никогда ещё не испытанном замешательстве. – Что с тобой случилось?

В уголке глаза Лили набухла слеза. Я смотрю, как она скатывается по её щеке.

– Жизнь, – отвечает она, стирая слезинку тыльной стороной ладони. – Со мной случилась жизнь.

Я всё равно не понимаю, что Лили имеет в виду. Ей ведь всего пятнадцать лет. Вся жизнь у неё ещё впереди – как и у меня.

Должно быть, это какая-то оптическая иллюзия. Вроде той картинки с изображением старухи: если достаточно долго на неё смотреть, вместо старухи проступает образ молодой девушки. Значит, мне нужно просто подольше не отводить глаз от Лили, и тогда она снова станет выглядеть так, как ей и положено.

– Ты должна мне помочь, Лили, – говорю я, стараясь призвать свой собственный бунтующий мозг к порядку. – Ты просто не представляешь, что там творится. Прямо за дверью твоей комнаты только что была бесконечная лестница, а в ванной – самая настоящая чёрная дыра. А наш дом словно постепенно стирается и исчезает, и я совсем не знаю, что делать.

Не удержавшись, я снова начинаю плакать, и сквозь слёзы вижу, как лицо Лили болезненно искажается, а морщины между нахмуренными бровями становятся ещё глубже.

– Я не думала, что это будет так, – говорит она и встряхивает головой, будто не верит своим ушам. – Я думала, что, если сотру код, реальность просто перезагрузится. Мне не приходило в голову, что это может повлечь за собой физические проявления в виртуальном мире. Что дом вокруг тебя начнёт стираться.

Я окончательно перестаю понимать, о чём говорит Лили. Это даже вообще на неё не похоже.

– Что это значит – «реальность перезагрузится»?

Лили медленно обводит взглядом комнату, снова вытирает слёзы и смотрит мне прямо в глаза:

– Мне жаль это говорить, Мейзи, но всё то, что ты видишь, не настоящее. Это компьютерная симуляция реальности.

Я громко прыскаю.

– Что за чушь, – говорю я, не понимая, с чего вдруг Лили говорит такие глупости. И указываю на свой именинный значок, приколотый к лацкану пижамы. – Я же знаю, что всё это реально. Я специально сделала проверку. – Отстегнув значок, я тыкаю иглой себе в палец, и боль взрывается в моём мозгу буйным фейерверком. Морщась, я наблюдаю, как на месте укола выступает кровавая капелька, и протягиваю руку Лили, чтобы она убедилась. – Видишь, у меня идёт кровь. Значит, это не «Яростные гонки», а самая настоящая реальность.

Лили, не отводя глаз, смотрит, как алая капля срывается с моего пальца.

– Точно, это была одна из папиных игр, – шёпотом говорит она. – Я уже так давно о ней не вспоминала. Да, она так и называлась – «Яростные карт-гонки».

Боль в пальце понемногу стихает, но моё замешательство лишь усиливается. Почему Лили говорит так странно? Последний раз мы играли в «Яростные гонки» не так уж давно – от силы несколько месяцев назад. А послушать её – так с тех пор минули десятки лет.

– И да, ты права, – продолжает Лили всё так же тихо. – Это не видеоигра. Уж я постаралась, чтобы получилось нечто получше. Мне хотелось создать для тебя самую лучшую виртуальную реальность. Самую похожую на правду.

Я оглядываю комнату. Всё в ней выглядит таким настоящим – стопки учебников возле кровати Лили, косметика, разложенная перед зеркалом на туалетном столике, крохотные пылинки, порхающие в луче отражённого света. Но потом я перевожу взгляд на постаревшее лицо Лили, и реальность снова будто распадается.

– Для компьютера это слишком сложная симуляция, – возражаю я, пытаясь найти в словах Лили хоть какой-то смысл. Взмахиваю рукой, указывая на пляшущие пылинки. – Смотри. Даже папа не сумел бы смоделировать случайное движение этих пылевых частичек. На это понадобилась бы колоссальная компьютерная мощность, сотни миллиардов терафлопсов ^[9]. И ведь это ещё не всё: я могу видеть, осязать, слышать, ощущать вкус, испытывать боль и другие чувства. Мой мозг ежесекундно обрабатывает триллионы байтов информации. На свете пока ещё нет компьютера, который мог бы создать подобную виртуальную реальность.

– Да, во времена папиных видеоигр таких компьютеров, наверное, ещё не было, – отвечает Лили с непонятной мне печалью. – Но с тех пор технологии сильно изменились. Видишь ли, существует такой закон Мура – он гласит, что компьютеры удваивают свою мощность каждые два года. Всё, что делают компьютеры – от игр до запуска космических спутников, – управляется микрочипами. Ты ведь знаешь, что раньше компьютерные чипы состояли из миллиардов кремниевых переключателей, которые могли срабатывать миллиарды раз в секунду. Вся информация, которую использует компьютер, построена на двоичном коде – из нулей и единиц, которые означают, замкнут переключатель или разомкнут. Но в нынешних оптических компьютерах между переключателями идут потоки фотонов, а значит, количество информации, которое они способны обрабатывать, больше ничем не ограничено. Всю Вселенную можно скопировать на один-единственный микрочип.