Странствие парка - Кэтрин Патерсон Страница 20

Но я не хотел. Не хотел. Не хотел. Он заставил себя замолчать на случай, если прямо в эту минуту Бог захочет сказать ему: «Все в порядке. Все будет хорошо». Бог должен знать, что он не хотел делать того, что, кажется, наделал. Бог, пожалуйста, пошли мне знак, что все в порядке и Ты на меня не сердишься. Пусть, например, миссис Дейвенпорт сейчас зайдет узнать, все ли со мной в порядке.

Никто не пришел. Но посреди ночи вряд ли кто-то будет о чем-то спрашивать. Плохой пример. Надо придумать другой знак. Пусть утром зазвонит телефон, и мама спросит, как дела. Нет, не утром. В любое время. Нет. Не мама. Пусть кто-то, кто угодно скажет, что все в порядке. И тогда я буду знать, что все хорошо.

Наверно, он заснул, и, проснувшись, резко сел в кровати. Интересно, который час? Солнце было высоко, а рядом с кроватью стояла ухмыляющаяся Тхань.

— Ты спать в этом? — она ткнула пальцем ему в грудь. Он дернул одеяло на себя, чтобы оно закрыло его тонкие пижамные штаны, потом опустил взгляд на толстовку. На нем была толстовка Друзей Национального зоопарка с мартышкой и надписью FONZ. [38]Слава Богу, он не спал раздетым.

— Что ты тут забыла?

Она пожала плечами.

— Здесь можно где-нибудь побыть одному?

Она снова пожала плечами.

— Я идти тебя будить. Ты опоздать.

У Парка похолодело внизу живота.

— Где миссис Дейвенпорт?

— Не знать, — ответила она. — Может, у дедушки? («Мозет у дедуськи» — так она произнесла).

Так все было в порядке? Правда? Ничто не нарушало обычный порядок. Парк осмелился спросить:

— С ним все хорошо?

— Не знать. Мне не рассказывать. Может, не хорошо. Она звать Фрэнка прийти.

У мальчика все внутри оборвалось. Вдруг они узнают о прошлой ночи? Нет, не может быть.

— Ты когда встать?

— Когда ты уйдешь, — резко ответил Парк.

Господи, что же он наделал?

Тхань скривила рот в своей обычной дерзкой манере, повела маленьким бедром и важно вышла из комнаты. Он подождал, пока та спустится в гостиную, выскочил из кровати и с размаху захлопнул дверь. И тут же подумал, что не стоило так сильно хлопать, одна надежда, что внизу не так слышно. Если тяжелая дверь в спальню закрыта, то никто вообще не мог ничего услышать. Парк натянул джинсы. Дрожащими руками с трудом застегнул молнию и еле-еле справился с застежкой.

Крадучись, мальчик спустился по лестнице. Внизу остановился и прислушался к звукам за дверью. Слышался голос, голос Фрэнка, но слов было не разобрать. Парк обогнул перила. Под лестницей в своей дурацкой манере на корточках сидела Тхань и ухмылялась.

— Ты зачем шпионить? — спросила она, явно довольная тем, что поймала Парка, когда он собирался подслушать разговор.

— Я не шпионил! — шепотом отрезал мальчик.

Она подняла бровь и снова ухмыльнулась.

— Да все в порядке.

Парк прошел мимо нее в столовую и дальше на кухню. Для него лежали приборы, но еды уже не было. Он открыл холодильник, заглянул туда, но не мог сообразить, что взять поесть. Он вообще не мог соображать.

— Голова слишком горячая?

Парк резко обернулся.

— Нет, у меня не горячая голова. Я ищу, что поесть, — он увидел яблоко, взял его и закрыл дверь. — Ты мне мешаешь.

— Ах, простить, мистер Холодная Голова, — она сделала шаг в сторону, — но Фрэнк просить идти в сад.

— Отлично! — он сердито откусил от яблока. — Я иду.

Парк закончил полоть горох и, когда Тхань по второму разу объяснила, как выглядит зеленый лук, принялся за него. Лучше бы он надел сырые кроссовки. В резиновых сапогах было жарко, и они терли под коленками. Солнце пекло голову, но мальчик не останавливался даже, чтобы вытереть дурацкий пот, заливавший глаза.

— Тебе надо кепка, — Тхань сняла свою красную бейсболку, вытерла пот со лба и подошла к нему.

Можно это считать знаком от Бога? Вряд ли. К тому же она вроде язычницы, все эти люди были такими.

— Я в порядке, — ответил он, хотя понимал, что сказать эти слова самому не в счет.

— Пить хотеть? — она сняла с пояса маленький термос и протянула его мальчику.

— Спасибо, — он с трудом распрямил затекшие ноги.

«Как они могут так сидеть часами?» Парк подождал, чтобы Тхань дала чашку. Чашки не было. Тогда он открутил крышку термоса. Ну и пусть он подхватит какую-нибудь азиатскую болезнь. Неважно. Все равно он проклят.

— Он умирает, миссис Броутон. К сожалению, я ничего не могу сделать.

— Нет, доктор, нет! Пожалуйста, можно, я поговорю с ним. Мне нужно ему сказать!

— Не думаю, что он вас услышит.

— Он должен. Он должен знать, что все хорошо. Он ни в чем не виноват. Никто не винит его.

— Вам бы раньше ему это сказать, миссис Броутон. А сейчас боюсь…

— Не будь свиньей. Я тоже хотеть воды.

Он протянул термос Тхань и вытер рот тыльной стороной ладошки.

Она достала из кармана джинсов носовой платок и тщательно вытерла край горлышка, прежде чем сделать большой глоток.

— Дедушка сегодня сумасшедший.

Парк встрепенулся.

— Кто сказал?

— Фрэнк. Сказать маме, — тут она сделала еще один бесконечно длинный глоток.

Парк должен был опереться рукой, чтобы сохранить равновесие.

— Да ну? — он старался, чтобы голос звучал буднично. — А мне никто ничего не говорил.

— Они не сказать тебе! — она смотрела на него сверху вниз с таким презрением, что мальчик вскочил на ноги, чтобы снова стать выше.

— Что ты хочешь сказать?

«Неужели кто-то узнал, что случилось прошлой ночью?»

— Ты ребенок. Они не говорить детям, что дедушка сумасшедший. Я слышать.

Парк вспотел от радости. Она имела в виду, что они не станут с ним говорить о таких вещах, но никто ни в чем его не обвиняет.

— Что значит «сумасшедший»?

— Ну, знаешь, он плакать, плакать, плакать все время. Он не говорить, только плакать все время, — она хихикнула. — Как ребенок.

— Не смешно.

Она пожала плечами.

— Откуда ты знаешь? Ты, наверно, его даже не видела ни разу.

— Я видеть. Когда я приехать. Фрэнк брать меня. «Это Тхань», — он сказать дедушке, и дедушка кричать, чтобы Фрэнк увести меня. Но… — она прищурилась и хитро посмотрела на мальчика, — я тебе сказать, я подглядывать. Иногда они вывозить его в кресле на веранду. Я за кустами. Иногда я выглядывать в окно, но дедушка заметить и кричать, и я убегать как заяц.