Загогулина - Марина Москвина Страница 2

Я говорю:

— Нунка! Люк!

А она:

— Молчи, а то застукают!

Я говорю:

— Ладно, застукают! Лишь бы не заколотили!

— A-а! Лишь бы не песочили!

Так и препирались, пока стук не стих. Кинулись тогда к люку. А он не открывается.

«Дз-зз-зыннь!» — зазвенел звонок на шестой урок. Шестой — геометрия. По геометрии — Зоя Николаевна, наш классный руководитель.

Я говорю:

— Каюк!

А Нунка:

— По пожарке слезем.

Это с крыши, с шестого этажа.

— А портфели? — спрашиваю.

— К себе привяжем, — отвечает Нунка.

Чем, спрашивается, привяжем? Веревок-то нет! Одна куча пакли.

А Нунка:

— Давай, — говорит, — из пакли веревку крутить!

Вся в своего дедушку Манаса. Он в Схоторашене — кузнец, пчеловод и изобретатель. Это Нункин дедушка, Манас, изобрел, что сбивать масло надо в стиральной машине! Раз — и готово. Не то что руками, в каких-то там кувшинах.

В Схоторашене все говорят: «Этот человек — гений, такое придумал».

Стали мы из пакли веревку крутить. Всю геометрию прокрутили. И после уроков неизвестно сколько! Канат получился — хоть привязывай пароход. Так что на спуск мы решили идти в связке.

Сквозь чердачное окно выползаем на крышу. На краю карниза ворона с хлебом в клюве. Не трусит на высоте.

Крыши кругом, крыши! С башенками, антеннами, плоские, ребристые, углом и с фонарями! Громоподобными шагами двигаем к карнизу. — Крра! — сиганула с крыши ворона.

Нунка — первая — встает на решетку пожарной лестницы.

— Загогулина! — говорю я шепотом. — Загогулина, загогулина!..

— Чего «загогулина»? — спрашивает Нунка.

— А ничего! — говорю я. Не сознаюсь, что для укрепления духа.

«Загогулина» — это мое любимое слово. И отличное название для всего, от чего у меня дух захватывает!.. Здорово помогает!

Грусть-тоска?! А ты себе: «Загогулина!»

И от радости хорошо. Чтоб не лопнуть.

— Пошел, — предупреждает Нунка и начинает спуск.

Со мной — ужас что творится.

Но я отклеиваюсь от стартовой площадки. Потому что нельзя в одно и то же время дружить с Нункой и, как говорит папа, праздновать труса.

И что мне его праздновать, если я знаю: со мной никогда ничего плохого — по-настоящему плохого — случиться не может!

Этим объясняется и то, почему я никого не боюсь из людей.

Даже поздно вечером и пьяных на улице.

Меня не обидят, это точно!

Только мне хотелось бы, чтобы так, как со мной, было со всеми, кого я люблю.

Пятый этаж…

Четвертый…

— Шишкина! — победоносно кричит Нунка. — Говорила — слезем, а ты: «Каюк! Каюк!..»

И вдруг — как затормозит!

Я ей чуть на голову не наступила. Оказывается, лестница шла только до второго этажа. И снизу метра на полтора законопачена досками.

— Кругом заколотили! — недовольно сказала Нунка. — Давай задний ход!

Конец туда и обратно вышел порядочный. Я даже проголодалась.

А кто его знает, сколько нам здесь торчать? Так что единственный уцелевший пончик с Нункой решили тянуть до последнего.

Насчет пресной воды беспокоиться нечего. Осень. Зарядят дожди. Зимой снег топить можно.

Как дедушка Манас в бане.

Нунка говорит — к нему вся деревня мыться ходит. И каждый — со своим снегом!

— Эй, там! Внизу! Георгий Гаврилович!!! — кричит Нунка, свешиваясь с крыши.

Георгий Гаврилович — дворник в валенках в сияющих галошах — нес на спине прозрачный — во весь рост — мешок осенних листьев.

Не обернулся Георгий Гаврилович, не ответил. Так и пропал, исчез — с целлофановым пакетом в нашлепках от колумбийских бананов.

Станем мы с Нункой привидениями! И покажем, как людей замуровывать! Выть будем весь учебный год гробовыми голосами.

Так и вижу Зою Николаевну, как она зазывает:

— Привидение Шишкиной!..

— Привидение Милитосян!..

А мы с Нункой…

— Нун, — говорю, — не знаешь, как привидения разговаривают?

— Ультразвуками, — отвечает Нунэ. — Как летучие мыши. Й-и-и-и! — взревела ультразвуком Нунка и перелетела через треугольник чердачного окна.

— Нунэ! Ты? Ду айстех инч эс анум? Где Лена?! — внизу, задрав головы, стояли Чипс и Мариам.