Удивительная история одной феи. Книга 1 - Вупи Голдберг Страница 2

Десять минут спустя мы идем вниз по Мэдисон-авеню. Уже начался июнь, и мне жарко и противно в куртке, которую я напялила, чтобы скрыть свое одеяние. Гудят автомобильные гудки. Из машин и из открытых окон доносится музыка. Мама с удовольствием показывает мне места, где она провела свое детство.

— Вот здесь мы с тетей Джеки играли после школы. А тут жила моя подруга Роберта…

Я слушаю вполуха, а сама думаю о своей Джорджии. Наш дом стоял на тихой улице, вокруг росли высокие деревья, и было много травы. Дальше по улице жила моя лучшая подруга Кейша. А самое замечательное — городской каток всего в двух кварталах от нас. Прошлым летом мы с Кейшей ходили туда после обеда почти каждый день.

Однажды мама пришла на каток, чтобы забрать меня домой.

— А у меня сюрприз, — сказала она, когда мы шли через лужайку посреди Леланд-парка. — Мы с тобой переезжаем в Гарлем, — и она широко улыбнулась, так, словно в мире не могло быть ничего прекраснее.

Я остановилась. Мне стало холодно, по спине побежали мурашки, и защипало так, будто на меня вылили большой стакан кока-колы.

— Зачем? — спросила я. Но в глубине души я уже все понимала. В мамином магазине свадебных платьев всегда было много покупателей. Мама показывала им свои лучшие дизайны: кимоно в японском духе, а за ним — шлейф из искусственных цветов вишни; фиолетовое прямое платье с прямым корсажем и прямой шляпкой, больше всего походившей на коробку из-под овсяных хлопьев; платье «Огонь и вода» — языки пламени из красного и оранжевого бисера лижут подол, а на плечи накинута голубая, словно вода, шаль. Но невесты все равно хотели обычные белые свадебные платья с обычной белой фатой.

Мама села на землю, взяла меня за руку и заставила сесть рядом. Прохладная трава щекотала мне ноги.

— Детка, если я сошью еще одно свадебное платье, похожее на сто других, я сойду с ума. Я всегда мечтала о том, чтобы открыть свою фирму и создавать одежду, но здесь, в глуши, это не удастся. Я хочу как лучше — и для меня, и для тебя.

Ну, мне-то никакого «лучше» не хотелось. У нас был хороший дом. И машина-фургон. Еще у меня были коньки. И ничего мне больше не было нужно. Я попробовала сказать об этом маме, но она все говорила и говорила.

— Я так скучаю по Нью-Йорку! Я переехала сюда ради твоего отца, но ты же знаешь, его уже давно нет на свете.

Мой папа умер, когда мне было два года. Это, наверное, неправильно, но я по нему не скучаю. Просто не помню его.

Мама еще сказала, что в Нью-Йорке у нее будет масса возможностей, потому что на Бродвее куча театров. И еще сказала, что будет здорово жить рядом с тетей Джеки — у нее своя парикмахерская, и я смогу делать себе всякие красивые прически.

Я скрестила руки на груди.

— А катки там есть?

— Ну, конечно! Один даже очень известный, — ответила мама. — И потом, там культура. Тебе наверняка понравится. Нам обеим нужно встряхнуться, — она встала и потянула меня за руку. — Так, ладно, а как насчет тройной порции шоколадного мороженого? Не отвертишься, и не мечтай!

Я и глазом моргнуть не успела, как мама продала наш фургон — по ее словам, в Нью-Йорке никто не держит машину. (А откуда тогда там столько автомобилей?) Прошло всего три недели, и мы переехали в тесную квартирку на третьем этаже дома, который называется «особняк». Здесь даже лифта нет — только лестница, да такая скрипучая, что ей самое место в доме с привидениями. (Я взбегаю наверх быстро-пребыстро — на всякий случай, вдруг привидения тут все-таки водятся.)

Ну вот, а теперь я шагаю по шумной гарлемской улице и чувствую, как по спине у меня текут струйки пота. Скажу честно, маме в Нью-Йорке куда лучше, чем дома. Кое-кто поглядывает на ее золотоискательское платье, но люди смотрят с восхищением, а не с недоумением, как в Эппл-Крик.

А я бы лучше вернулась домой. Сейчас я как раз бежала бы на каток с Кейшей.

— А где здесь тот самый знаменитый каток? — спрашиваю я.

— Там, дальше, в Рокфеллер-центре, — отвечает мама. — Можно будет туда сходить, когда похолодает.

Откуда-то вылетает пожарная машина, вся в мигалках, с орущей сиреной. Я зажимаю уши и жду, пока она проедет.

— Мама, ну как я могу занять на олимпиаде первое место по бегу на коньках, если буду дожидаться холодов, чтобы покататься? Мне же надо все время тренироваться!

— Детка, у конькобежцев такие скучные старые костюмы…

— Не костюмы, а комбинезоны, — поправляю я.

— Ну, ладно, скучные старые комбинезоны. Они эстетически непривлекательны. И потом, все конькобежцы выглядят одинаково — ну, как те маленькие человечки в фильме про шоколадную фабрику.

— Умпа-лумпы? — говорю я. — Умпа-лумпы все крошечные и оранжевые. А ты хоть раз видела крошечного оранжевого конькобежца?

Мама продолжает говорить, не обращая на мои слова никакого внимания.

— А балерины носят красивые наряды.

— Ну, мама…

Старик с магазинной тележкой чуть не переезжает мне ногу. Мама выдергивает меня из-под колес.

— Будь внимательнее, Александрина, — говорит она. — Мы уже не в Эппл-Крик. Здесь Гарлем, так что смотри в оба.

И тут мимо нас проносится девочка на скейтборде. Похоже, ей столько же лет, что и мне. Она задевает мамину сумку.

— Извините! — кричит девочка. Она со скрежетом тормозит перед высоким зданием и роняет кепку с головы. Потом подхватывает кепку, поддает скейтборд ногой, хватает его на лету и бежит вверх по ступеням.

Когда дверь за ней захлопнулась, я увидела сверкающую табличку над входом. Там золотыми буквами написано: «Школа балета "Щелкунчик"». И чуть ниже, буквами помельче: «Мы делаем из маленьких девочек маленьких леди».