Улыбка Кубы - Елена Габова Страница 2

За иллюминаторами был сильный встречный ветер, самолет болтало, как тряпку. В турбулентные зоны мы попадали раз пятнадцать. Ульрих просто позеленел весь от болтанки, на него было жалко глядеть. Летели мы, летели и долетели до Ирландии. Здесь наш самолет посадили на дозаправку. Я взглянула в иллюминатор, надеясь увидеть кусочек Ирландии – зеленые поля, белых пасущихся барашков, трубы каминов над домами из дикого камня… Но ничего не было видно, кроме ровного и огромного – до самого горизонта – лётного поля и стоящих на нем незнакомых самолетов. Нас никуда не выпускали. Пассажиры сидели и тихонько роптали. Никто не ожидал посадки в Ирландии. Через четверть часа ропот перерос в шум, а затем – в скандал. Старт дала какая-то тетенька лет сорока с пушистой прической, валиком нависающей надо лбом.

– Я не платила за непредвиденную посадку! – закричала она. – Нас не предупредили, что мы будем где-то садиться! Я с ребенком!

Как будто бы ребенок от этой незапланированной посадки пострадал. А мальчишка ее пучеглазый сидел рядом и улыбался, очень довольный жизнью. Детям вообще-то начихать на всякие мелочи, и почему взрослые прикрываются детьми, мне не понятно. И тут все пассажиры просто взвились! Я в первый раз наблюдала такое. Стали кричать, что «Аэрофлот» – отстой, что в других странах так не бывает. Если не указано в билете посадки – не сажают! Не сажают, и все!

– Это безобразие, мы будем жаловаться, верните деньги! – кричал кто-то.

…Ха, как будто можно было их тут высадить в Ирландии, вернуть деньги, и они пешком пошлепают отсюда обратно в Москву. Шум в салоне стоял невероятный. А я сидела и ничего не понимала. Кроме того, что все взрослые в этом самолете сумасшедшие.

И тут в салон вошел мужчина в строгом костюме с галстуком. У него был вид министра иностранных дел. «Министр» встал в проеме двери. Постепенно наступила тишина. Все ожидали от человека какого-то важного заявления.

– Меня зовут Владимир Николаевич Шергин, – представился мужчина. – Я представитель «Аэрофлота». Ваш самолет приземлился на дозаправку в аэропорту Шэннон. Посадка непредвиденная, потому что за бортом наблюдался сильный встречный ветер.

Все опять закричали, что не предупреждали.

– Если в самолете сейчас же не прекратится шум, мы вынуждены будем вернуть его обратно. Вы представляете, какая энергетика накапливается в этих тонких стенах! Вам лететь через океан, и странно, что вы это не учитываете.

Дяденька озвучивал мои мысли. Я примерно о том же думала! Я даже немножко возгордилась: какая я умная!

И все сразу замолчали.

Самолет покушал керосина, и мы полетели дальше.

И все потом было хорошо, только мы очень долго летели. Швейцарец продолжал мучиться. Он сидел справа от меня с бледным, прямо-таки белым, лицом. Достался ему этот ветер, прямо жалко глядеть было на Ульриха.

Международный аэровокзал в Гаване такой огромный, что пассажиров огромного аэробуса как будто ветром разметало. Аэровокзал суперсовременный! Все блестело – и сверху и снизу. Вьющиеся растения вились с потолка до самых блестящих плиток на полу… Пограничных постов столько, что пассажиры прошли контроль почти что мгновенно, и скоро я осталась в зоне контроля совсем одна. Честно говоря, я сильно трусила. Я сомневалась, что папа отыщет на большущем острове своего старинного товарища, которого знал, как говорил он, по школе. Когда я улетала, папа еще никого не нашел. Но успокаивал меня с больничной койки, что все будет в порядке. Лететь я буду двенадцать часов, он успеет. А летели мы все четырнадцать. Но раз он не нашел за неделю, почему он должен успеть за полсуток? Поэтому я не торопилась выходить из зоны пограничного контроля. Куда мне торопиться одной? Сяду в такси, скажу название отеля и все, меня довезут… и некуда торопиться. Но не будешь же торчать тут целую вечность! Пришлось подойти к пограничнику-кубинцу. Он меня вообще ни о чем не стал спрашивать, просто улыбнулся белозубо, сказал что-то по-испански, а не по-английски, как водится, и шлепнул штамп в паспорт. А я-то приготовилась перед ним отчитываться: в руке веером держала ваучеры в отели – целых сто, наверное, штук!

Но меня встречали!!! Папа все-таки отыскал одноклассника!!! Как-то умудрился!!! Браво, папа!!! Но – как? С больничной койки? На Кубе, я слышала, нет мобильной связи! По крайней мере, с Россией – через океан! Но для папки моего нет ничего невозможного!

Папин друг детства – длинный-длинный, уже седой, с добрыми светлыми глазами, которые прятались в морщинках. И все его лицо было в морщинках. Странно. У моего папы ни одной морщинки, а этот… быстро как постарел папин одноклассник.

– Дядя Андрей, – представился он. Приобнял меня и добавил: – Как жаль, что твой дедушка Вася так рано умер. Как жаль! Какой хороший был человек!

Я давай соображать, почему в самые первые минуты встречи он вспомнил про моего дедушку Васю, который и правда умер два года назад от острого инфаркта. Неужели папа каким-то образом поговорил с одноклассником по телефону и даже про дедушку успел рассказать?

– А как папа? – спросил дядя Андрей. – Ему лучше? Скоро снимут гипс?

– Не знаю. Обычно через месяц снимают.

Дядя Андрей спросил про папу, и я успокоилась. Все нормально.

Чуть поодаль от нас стоял парень. Высокий, худой. Папин друг оглянулся и сказал:

– А это мой Александр, ему шестнадцать, как и тебе. – Парень смущенно улыбнулся. – Александр, Женя не кусается, подойди.

Парень застенчиво подошел и подал мне руку. Он не знал, наверно, что руку первой подает женщина, девушка. Я пожала ее, представилась:

– Женя.

– Александр.

Как у них все серьезно! «Александр» – ни больше ни меньше. С ума сойти!

Пожала его лапку. Да! Именно – «лапку»! Мне она показалась мягкой, беззащитной, как у маленького мальчугана, а не моего ровесника. У, какой же он длинный! Своего отца догонит, будет вообще коломенская верста. На носу и около носа конопушки. Забавно! Конопушки в шестнадцать лет! Он был в синей футболке, и руки его до локтей были в коричневых родинках. Четыре или пять родинок – на каждой руке. Тоже как конопушки. Волосы у него были рыжие, но не яркие, а какие-то бледно-рыжие – словом, блондин. Я все силилась понять, кого же он мне напоминает. Вспомнила! Александр был похож на Никиту Преснякова. Точно! Мне этот Никита очень нравился, я его раза два видела по телевизору, он в каком-то музыкальном конкурсе участвовал. Красавчик! И поет замечательно! Бабушка Алла, наверное, им гордится! Вот этот бледно-рыжий Александр был похож на нашу восходящую звезду, только фигура у него пока еще хиловатая. Ничего, выправится! И еще я подумала, что трудно, наверно, блондинам на Кубе жить. Они плохо загорают, яркого солнца им надо опасаться. А тут как назло: солнца – неограниченное количество!

Ура! Почему во мне все бушует от радости? Где я?! На Кубе! На прекрасном острове, где вечное лето! Я мчусь в Гавану в такси. Меня посадили на переднее сиденье – смотри, Женька, наслаждайся! С ума сойти – я в Гаване! Я до сих пор не могла в это поверить. Испытывала что-то вроде телячьего восторга. Прежде всего – погода. Я купаюсь в тепле! Справа и слева мимо проносятся пальмы! Москва была завалена снегом по самый Кремль, а тут – зелень. Шапку и варежки я бросила в рюкзак в зоне паспортного контроля. А пуховик еще в Москве, в Шереметьево-2, отдала своей подруге Алишке. Алишка – моя самая лучшая подруга. Мы ничего друг от друга не скрываем. Она меня и провожала. Мама была на работе (ей нельзя отлучаться, она врач и у нее была смена), папа в больнице, но в другой больнице, не там, где мама работает. Да даже если бы они были в одной больнице, то что? Они не любят встречаться. Ненавижу их за это обоих. Ведь были влюблены друг в друга, поженились, родили дочку – меня, а сейчас как враги. Если встретятся случайно, кивнут слегка и больше не глядят друг на друга. Дурные какие-то взрослые. Ну ладно, я отвлеклась.