Плохие девчонки - Жаклин Уилсон Страница 2

— У него дурацкая борода, и он ходит в блузе, — сказала Мелани и расцвела от восторга, когда Ким крепче привлекла ее к себе.

— Блуза! Блузка? Папочка Мэнди носит блузку! — закричала Ким, и они согнулись пополам от смеха.

— Блуза и блузка — разные вещи, — отчаянно попыталась втолковать я. — Все художники носят блузы, папочка надевает ее, только когда рисует.

— Папочка!

Моя оплошность вызвала у них новый приступ веселья.

Мое лицо пылало огнем. И как у меня это вырвалось? Я заставляла себя называть родителей «мама» и «папа», как все остальные. И кстати, мне тоже казалось, что папочка глуповато выглядит в блузе. А у мамы и правда были седые волосы, вся она была грузная, тяжелая, носила хлопковые платья, на полных ногах — сандалии. Как бы мне хотелось, чтобы она была молодой и красивой, как все другие мамы! И чтобы папа тоже был молодым, сильным и подхватывал меня на руки, играя в «самолет», как другие папы.

Я так мечтала об этом, что иногда по ночам, лежа в кровати, представляла, будто меня на самом деле удочерили, и однажды мои настоящие родители приедут за мной и заберут. Они окажутся молодыми, красивыми и стильными, они разрешат мне одеваться в модных магазинах, включать музыку на полную громкость, есть в «Макдоналдсе», гулять с друзьями, приходить во столько, во сколько захочу — и никогда, никогда не будут меня ругать. Я засыпала в плену фантазий об этих настоящих маме с папой — я звала их по именам, Кейт и Ник, звонкие, веселые имена, — и они являлись ко мне во сне. Но чуть ли не каждый раз, когда начиналось самое интересное — Кейт и Ник вели меня в Диснейленд или «Хард-рок кафе», — как из ниоткуда выскакивали мои пожилые родители, печальные, взволнованные. Они звали меня, а я делала вид, что не слышу, и убегала прочь с Кейт и Ником, а потом оборачивалась и видела, что они плачут от горя.

Я просыпалась, чувствуя себя такой виноватой, что выпрыгивала из постели, мчалась на кухню, готовила родителям чай и забиралась к ним в кровать. Они сонно потягивали мой чай и называли меня своей маленькой хорошей девочкой. Но время идет, я уже не такая маленькая. И, честно говоря, не такая уж хорошая.

— А что делать, они хотят, чтобы я звала их мамочкой и папочкой. Но они мне не настоящие родители, — раздался голос.

Я осознала, что голос этот мой. Я остолбенела. И они остолбенели — все три, даже Ким.

Они уставились на меня. Даже Артур Кинг на остановке вытянул шею и прислушивался.

— Что ты несешь? — спросила Ким, упирая руки в бока.

Футболка обтягивала ее плоский живот. Она была самой стройной в нашем классе и почти самой высокой. Ким говорила, что станет моделью, когда ей исполнится шестнадцать. Мелани и Сара тут же решили тоже стать моделями. Куда там — они даже не хорошенькие.

А я не знаю, кем хочу стать, когда вырасту. Я хочу одного — перестать быть собой. Перестать быть белой и пушистой Мэнди Уайт.

— Они мне не родители, а я не Мэнди Уайт, — сказала я. — Только это секрет. Меня удочерили, когда я была совсем маленькой. Моя настоящая мама приезжала ко мне. Она удивительная. Она супермодель, у нее великолепная фигура, она на всех обложках. Вы ее наверняка знаете, только мне нельзя говорить, как ее зовут. В общем, она родила меня, когда была совсем девчонкой, и ребенок помешал бы ее карьере, поэтому она отдала меня на воспитание другим людям. Но она скучает по мне и часто приезжает в гости. Моим родителям это не нравится, но они не имеют права ее не пускать. Она присылает мне роскошные подарки, одежду, туфли, всякую всячину, но моя приемная мама сердится и все у меня отбирает. Насильно одевает меня, как младенца…

Лгать становилось все легче и легче, слова текли гладко, я ткала вокруг себя свой выдуманный мир во всех красках и подробностях. Они слушали. Они верили мне. Даже Ким приоткрыла рот.

Я забыла про Мелани.

Ее голова внезапно качнулась.

— Вот и врешь! — сказала она. — Все это неправда. Я была у тебя дома, видела твоих родителей, они у тебя самые настоящие, а не приемные, и модной одежды у тебя нет…

— Они складывают все подарки в коробки и запирают на чердаке. Клянусь, это правда, — уперлась я.

— Можешь не клясться, — сказала Мелани. — Я-то знаю, что ты врешь. Как-то раз, когда наши мамы пили кофе, твоя рассказывала моей, что уже и не надеялась родить ребеночка, долго лечилась, хотела даже взять из приюта, но там не было крошек, и вдруг забеременела тобой. «Наша чудо-малышка». Так она и сказала. Я все знаю от мамы. Ты врешь!

— Врешь! — повторила Ким.

Она смотрела на меня с каким-то странным уважением. Она заморгала, и я понадеялась, что на сегодня травля окончена.

Кажется, я сделала полшажка в сторону. Но Ким этого было довольно.

— Рано торопишься, чудо-малышка. Думала наврать нам и сбежать? — сказала она.

— Врунья, — кивнула Мелани.

— Чудо-малышка, лживая трусишка, — срифмовала Сара.

Они снова захихикали.

— Вот скажи, какого цвета на тебе трусики, а мы проверим, врешь ты или нет, — придумала Ким.

Она схватила подол моей юбки и попыталась задрать его вверх.

— Прекрати! Прекрати! — Я вцепилась в юбку.

Но Ким успела разглядеть все, что хотела.

— Ах, как мило! — протянула она. — Белые трусики, а на них кролики! Точь-в-точь как те, что мамуля вывязала на твоей кофточке! — Она провела длинными, цепкими пальцами по моей кофте. — Бедная, бедная мамочка, вяжет для чудо-Мэнди ночи напролет, а неблагодарная девчонка рассказывает направо и налево, что ее удочерили! Как она огорчится, когда узнает!

Я чувствовала себя так, будто в моем животе просверлили дыру.

— Откуда это она узнает? — хрипло спросила я.

— А мы у нее спросим. Завтра, когда она придет за тобой в школу. «Миссис Уайт, сколько лет было Мэнди, когда вы ее удочерили?» — скажу я, и она ответит: «Что ты, детка, Мэнди — наша родная дочка», и я скажу: «А Мэнди всем рассказывает, будто вы ее удочерили». — Глаза Ким сверкали.

Мелани и Сара неуверенно хихикнули, не понимая, шутит Ким или говорит серьезно.

Я знала, что она не шутит. Я так и видела, как она говорит с мамой. Мамино лицо бледнеет… Я больше не могла этого выносить.

— Гадкая, гадкая, дрянная! — закричала я и ударила Ким.

Она была выше меня на голову, но моя рука сама собой поднялась и ударила ее по щеке. Ее лицо побелело, на щеке остался красный след, глаза потемнели.

— Ах так! — сказала она, делая шаг вперед.

Я знала, что мне несдобровать. Оттолкнула Сару, увернулась от Мелани и бросилась на проезжую часть, подальше от Ким, готовой растерзать меня на месте.

На меня со страшной скоростью неслось что-то красное и огромное. Раздался визг тормозов. Автобус. Я закричала. И упала.