Девочка-находка - Жаклин Уилсон Страница 2

— Я не хотела, чтобы ты сразу угадала, что внутри. Но ты и так знаешь. Открывай же, Эйприл.

И я открываю. Вот и последняя коробочка. Внутри лежит подарок. Не тот подарок.

— Серёжки!

— Нравятся? Это лунный камень. Я подумала, они пойдут к твоим голубым глазам.

Я едва слышу, что она говорит. Я слишком разочарована. Я была уверена, Мэрион подарит мне мобильник. Она улыбнулась, когда я… И тут я все понимаю. Она решила, что я показываю на дырки в ушах.

Эти модные серёжки — знак примирения. Мэрион раскричалась, когда узнала, что Кэти и Ханна затащили меня в «Аксессуары Клэр» и уговорили проколоть уши. Можно подумать, я проколола язык.

— Что с тобой? — спрашивает она. — Тебе не нравится лунный камень?

— Нравится. Чудесные серёжки. Просто… — Я уже не могу сдерживаться. — Я думала, ты подаришь мне мобильник.

Мэрион удивлённо смотрит на меня:

— Но, Эйприл, ты же знаешь, как я отношусь к мобильным телефонам!

Конечно, знаю. Она все время твердит, что мобильники вызывают рак и причиняют неудобство окружающим. Тоска смертная. Плевать! Я хочу мобильник, как у всех девочек моего возраста. Кэти на четырнадцать лет получила сотовый. Ханна на четырнадцать лет получила сотовый. Всем нормальным людям дарят сотовые на четырнадцать лет, если не раньше. У всех девятиклассниц есть мобильники. И даже у многих восьмиклассниц.

Кажется, я одна во всем мире лишена средства связи. Я не могу послать смешную SMS, позвонить подруге или получить от неё звонок. Я отстала от жизни. Выпала из неё.

Как всегда.

— Я хотела мобильник! — чуть не плачу я.

— Ради бога, Эйприл, говорит Мэрион. — Ты же знаешь, как я отношусь к мобильным. Я их ненавижу.

— Но я-то нет!

— Бесполезное изобретение. А эти нелепые мелодии, звучащие повсюду! А люди, снимающие трубку, чтобы сообщить: «Привет! А я еду в поезде!» — как будто это кому-то интересно!

— Это интересно мне. Я хочу знать, что делают мои подруги.

— Глупости. Ты видишься с ними каждый день.

— Кэти вечно шлёт SMS Ханне, а та ей отвечает, и они вместе смеются, а мне остаётся смотреть на них, потому что у меня нет мобильника!

— Да, Эйприл, это нелегко. Но тебе придётся свыкнуться с этим. Я говорила тебе сотню раз…

— Если не тысячу.

— Пожалуйста, оставь свой мрачный тон, это начинает раздражать.

— Я тебя раздражаю? Ничем не могу помочь. Не вижу ничего дурного в том, чтобы хотеть мобильный телефон, когда он есть у каждого второго подростка.

— Не смеши меня.

— Чем я тебя так смешу? Я всего лишь хочу быть как все. У Кэти есть мобильный. У Ханны есть мобильный. Почему мне нельзя иметь мобильный?

— Я только что тебе объяснила.

— Да? А меня тошнит от твоих объяснений. Кто ты такая, чтобы мне указывать? Ты мне не мать.

— Послушай, я пытаюсь…

— А мне это не нужно!

Это вырывается у меня само собой. В комнате становится очень тихо.

Это неправда.

Это правда.

Мэрион устало опускается на край кровати. Я смотрю на поднос. На голубые серёжки из лунного камня.

Я ещё могу извиниться. Поблагодарить за подарок. Съесть хлопья. Вдеть серёжки в уши, крепко поцеловать Мэрион и сказать, что мне очень нравится лунный камень.

Но я так мечтала о мобильном. Не понимаю, что плохого она в них нашла? Это же просто телефон! Неужели она не хочет, чтобы я могла общаться с подругами?

Может, Мэрион хочет стать мне единственной подругой? Что ж, мне она не нужна.

Я встаю, отодвигаю поднос, иду в ванную и захлопываю дверь перед носом Мэрион. Я хочу, чтобы она перестала лезть в мою жизнь. Я не стану носить её дурацкие серёжки. Да, я мечтала о них — несколько месяцев назад, когда просила её разрешить мне проколоть уши. Она что, потеряла счёт времени? Меня достало, что она все время что-нибудь да напутает.

Я умываюсь. Одеваюсь. Мэрион спустилась вниз. Выйти бы из дома, не столкнувшись с ней. Почему она всегда заставляет меня чувствовать себя виноватой? Я не виновата. Я не просила её обо мне заботиться. Я не надену серёжки. Не хочу, чтобы у меня в ушах болтались эти детские висюльки. Надоело думать о том, как бы не ранить её чувства.

Мэрион стоит у входной двери, забирает почту. Моё сердце делает сальто. Три поздравительные открытки — все не те. Глупо. Она не знает, где я живу. Скорее всего, она даже не знает, как меня зовут. Как же она может меня найти?

Мэрион наблюдает за мной. На её лице сочувствие. От этого мне становится только хуже.

— Эйприл, я знаю, как тебе тяжело. Я все понимаю.

— Ничего ты не понимаешь!

Она сжимает губы так плотно, что они почти исчезают. Дышит, раздувая ноздри, как лошадь.

— Для тебя это непростой день, но это не значит, что надо на меня кричать. Ты ведёшь себя как маленькая капризная девочка. Ты даже не поблагодарила меня за серёжки.

— Ну спасибо!

Слова звучат грубее, чем я хотела. От стыда на глаза наворачиваются слезы. Я не хочу её обидеть.

Нет, хочу.

— Меня достало вечно твердить «спасибо» да «пожалуйста», будто я какая графиня. Не хочу быть такой, как ты. Хочу быть собой! — бросаю я и выскакиваю за дверь — в школу.

Я не прощаюсь.

Не хочу думать о Мэрион. Мне становится стыдно. Я выселяю её образ подальше, на задворки памяти, где уже теснится множество других образов.

Я думаю о себе. Когда я остаюсь одна, то перестаю понимать, как быть собой. Я не знаю, кто я такая. Есть только один человек, который может мне помочь, но как её найти?..

Я ищу способ.

Я захожу в магазин на углу улицы. Радж улыбается мне:

— Привет, Эйприл.

Я прохожу мимо шоколадок, чипсов, газированных напитков. Разглядываю газеты, сложенные аккуратными черно-белыми стопками. «Таймс». В ней есть колонка частных объявлений. Как-то раз на уроке обществоведения мы разбирали её рубрики.

Не могу же я развернуть газету и начать читать. Радж прикрепил к полкам таблички: «Здесь не библиотека. Купите, а потом читайте».

Я покупаю газету. Радж недоверчиво смотрит на меня.

— Решила взяться за ум, Эйприл? — спрашивает он.

— Вот именно, — отвечаю я.

— Это первоапрельская шутка, да?

— Нет. Я хочу купить газету.

— Ох уж эти девчонки! — говорит Радж, будто я пытаюсь его провести.

Он не знает, что первого апреля я никогда ни над кем не шучу. Не ставлю ведра на дверь, не втыкаю иголки в сиденья, не кричу: «Эй, у тебя вся спина белая!» В этот день мне кажется, что ко мне подкрадывается тень, что со мной произойдёт нечто страшное. Поскорее бы оно произошло.