Под знаком розы и креста - Владимир Кузьмин Страница 19

– Нет. Точно не в контору. Обычно ежели в контору, или как вы, барин, сказывали, в банк, то так и пишут, что в банк. Или в контору. А тут сразу видать, что частного характеру письмецо было.

– У вас вон какая память! – искренне восхитился Петя. – А не припомните, кому оно было или по какому адресу?

– На память не жалуюсь! Но запоминать-то мне к чему было? Одно и помню, что не барышне какой, а особе мужеского пола. На «цкий» фамилия заканчивалась и имя мудреное. Точно помню, как я язык сломал, покуда читал: «Господину, бог его ведает какому, но «цкому».

– Вот было бы здорово проверить, сумеете вы все вспомнить или нет! Вы меня просто восхитили своей памятливостью, так ежели вспомните, я вам полтинник пожалую. Серебром!

– Полтинник дело хорошее. Ежели припомню, как вас сыскать?

– Угол Жандармской и Нечаевской улиц, дом Макарова. Петра Александровича спросите. Это я и буду.

– Это что же, вы не сынок ли самого градоначальника будете?

– Его, но вы не тушуйтесь, у нас с порога никого не спроваживают, а если человек по делу явился, так тем более. Очень вы мне понравились. И говорить с вами интересно, и человек вы грамотный!

– А то как же! В нашем деле без грамоты никак, – ответил серьезно дворник, поправляя сползшую метлу, которую держал под мышкой.

Петя попрощался и, лишь развернувшись, чтобы уходить, позволил себе улыбнуться последним словам дворника – вот ведь замечательно сказал, пусть и смешно! Даже дворнику без грамотности никуда!

Пришлось шагать обратно к университету. В этот раз пешком, чтобы заодно обдумать, что сумел узнать. Это на первый взгляд кажется, что ничего особого узнать не удалось, а если поразмыслить, то кое-что важное стало известно. Даже не из разговора с дворником, а из самого факта, что с квартиры Валентина Пискарева, убитого в Москве, вывозят вещи. Ну когда бы тут про его смерть в Москве узнали? Родственникам в Красноярск обязательно бы и срочно сообщили, а сюда зачем? Он ведь даже в университетских списках сегодняшнего дня не значился, секретарь показывал ему журнал за прошлый год. И то, что вещи вывозят под надуманным предлогом, а на самом деле чтобы спокойно их изучить, и та спешка, с которой это делается – вон, даже квартирами ошиблись поначалу, – и то, что всем этим занимается не полиция, а жандармы, все указывает на серьезное дело. По нынешним временам, скорее всего на причастность Пискарева к деятельности какой-то запрещенной партии или, того хуже, террористической организации. Интересно, Даша об этом знает? Написать в открытой телеграмме она про такие дела не могла, так что остается только гадать.

Из разговора с дворником Петя взял на заметку письмо, что Пискарев отправлял внутри Томска. Не то чтобы это было странным, просто редким. Город невелик и проще связаться с человеком лично, чем тратиться на почтовое отправление. Впрочем, последнее Пискарева мало волновало, раз он имел возможность снимать хорошую квартиру. Но все равно немножко необычно. Телефоны вон почти повсюду, а тут письмо! Какие могут быть причины? Может быть, элементарная лень? Может! Черкнул пару строк и с дворником отправил на почту. Что еще? Нежелание видеть человека! Или наоборот, желание встретиться, но невозможность получить аудиенцию без предварительной договоренности.

Ничего другого в голову не приходило, но, может, еще придет. А так остается уповать, что дворник польстится обещанной наградой и постарается вспомнить адрес или фамилию. Может и обмануть, но вряд ли, не похож он на обманщика. Петя еще на всякий случай награду пообещал не слишком большую, чтобы не вводить доброго человека в искушение обмануть. А так, сколько в Томске может быть народу, чьи фамилии на «цкий» или на «ский» заканчиваются – эти окончания часто путают даже очень образованные люди, не то что дворники – сотни или тысячи человек? Петя сам лично знал с дюжину.

Общежитие для студентов университета располагалось вблизи самого университета, но в отличие от него размещалось не в глубине рощи, а выходило фасадом на Садовую. Петя полюбовался фасадом общежития, заодно и фасадом стоящей рядом научной библиотеки, ну и обдумал, как себя вести, когда войдет.

Швейцара у дверей, понятное дело, не имелось, студенческое общежитие – жилище скромное, пришлось дверь самому отворять. Сразу за ней оказалось небольшое фойе с лестницей в восемь ступенек, ведущей на первый этаж. На площадке лестницы в уголке примостился за легким ограждением уютный старичок, обернувший плечи теплой шалью. Какую роль он тут играл, сказать было трудно, наверное, что-то между портье в гостинице и консьержем в жилом доме.

Петя аккуратно вытер ноги, поднялся по ступенькам и обратился к старичку:

– Доброго вам дня. Могу ли я увидеть господина Михайлова Кирилла, студента с юридического факультета?

– Увидеть господина Михайлова можно. Он у нас существо видимое, – пошутил старичок. – Только извольте представиться и указать причину вашего визита. А так до семи часов вечера у нас теперь посещения разрешены, а Кирилл Сергеич аккурат как возвернулись.

Петя счел правильным для пущей солидности не просто представиться, а предъявить карточку члена правления «Комиссии по содействию народным развлечениям». Очень она серьезно выглядела, особенно гербовая печать.

Старичок глянул на Петю с уважением и явно с повышенной старательностью списал в специальную книгу его имя и должность.

– Я к господину Михайлову по вопросам деятельности нашей комиссии, – назвал Петя цель визита, увидев, что все остальное уже записано.

Старичок кивнул:

– Вы, сударь, проходите и поднимайтесь в третий этаж. Там направо свернете и до конца. Комната номер восемнадцать по правой стороне будет. А я уж тут допишу все, что положено, сам, чего вас держать.

Петя взбежал на третий этаж и, быстро найдя нужную дверь, собрался постучать, но глянул на табличку со списком проживающих и невольно рассмеялся. Там значились четыре фамилии: Михайлов, Ель, Дуб и Сосна. Это надо же так совпасть!

Дверь открылась, и с порога раздался вопрос:

– Это кому тут смешно?

– Мне смешно, уж простите великодушно! – ответил Петя.

– Тогда рекомендую вам, как уходить станете, на список восьмой комнаты глянуть. А пока скажу, что среди студентов имеется еще один с фамилией Ясень. Вы, кстати, к кому?

– К Михайлову.

– А! Что я спрашиваю, кроме меня никого и нет, а к отсутствующему вас бы не пустили. Входите, располагайтесь.

Петя вошел и стал осматриваться. Просторная комната, в углах четыре аккуратно заправленные кровати. Оттого, что покрывала были одинаковы, как-то невольно вспомнилась казарма. А так уютно. Занавески на окнах, круглый стол в центре, скатертью застеленный.

– Впервые в общежитии?

– Да, первый раз.

– Раньше, говорят, еще лучше было. Селили по двое. За столовую брали по пятнадцати копеек в день, а сейчас по двадцать. Но посетителей вовсе не пускали, пусть даже родная мать приехала. Но мне и сейчас нравится, а главное, по карману.