Спаситель и сын. Сезон 5 - Мари-Од Мюрай Страница 19

В детстве Самюэль страдал от агрессии матери и отсутствия в его жизни отца. Тибо выложил перед ним новую версию его прошлого, которая объясняла переживаемые им в настоящем неудачи с девушками. Причина была в кастрирующих матерях и победе женских ценностей.

– Тибо предложил мне ходить в группу, где обсуждают отношения между мужчинами и женщинами, – заключил Самюэль уже более спокойным тоном. – Меня это интересует. Но я не хочу бросать психотерапию, если только тебя это не смущает.

– Не смущает – что?

– Что я думаю по-другому. Ты, мне кажется, скорее феминист. Я не прав?

– Мои убеждения – дело личное. Терапия не дискуссия, в которой один стремится переубедить другого.

– Но ты все-таки феминист? – настаивал Самюэль, очевидно, желая уравновесить Тибо Спасителем.

Спасителю очень хотелось ответить: «Просто я не дурак». Но он сдержался.

– Значит, я записываю: Самюэль, консультация в будущий понедельник.

Самюэль ушел, а Спаситель открыл школьную тетрадь на пружинке, где делал иногда кое-какие заметки после консультаций.

– Каэн, Каэн, – бормотал он, листая тетрадь.

Довольно неудобный, допотопный способ учета пациентов, но почему-то ему так нравилось. На страничке Самюэля он записал: «Тибо, one-itis ^[23], пережим». А на страничке мадам Замани сделал пометку: «муж 79 лет, сын 51 год, внук 25 лет, питомник растений. Прозвище – Бяша».

– Добрый день, мадам, – произнес Спаситель, проглотив фамилию мужа, которая должна была бы последовать.

Он хотел сказать традиционное: «Прошу, проходите», – но замешкался, увидев у ног пациентки насторожившую его плетеную корзину, закрытую крышкой.

– Что там у вас?

Мадам Замани приподняла половинку плетеной крышки, и в щель стали видны розовый нос, усы и два желтых круглых глаза.

– Нет, нет, – запротестовал Спаситель.

Немыслимый идиотизм. Только кота ему сейчас не хватало!

– Его зовут Миу.

Бяша и Миу. Сладкая парочка.

– Нет, пожалуйста, не выпускайте его!

Миу уже положил обе лапки на край корзины. Это был большой полосатый кот с круглой, как луна, физиономией.

– У меня аллергия, – предупредил Спаситель.

Мадам Замани захлопнула крышку прямо перед кошачьим носом.

– У него диабет, – сказала она. – Он на особой диете и на уколах инсулина. Ему всего шесть лет, а они хотят, чтобы я его усыпила. «Больное животное дома не держат, лечение стоит безумных денег…»

Мадам Замани доверительно наклонилась к Спасителю:

– У меня есть небольшая кубышечка, так вот они боятся, что я все потрачу раньше, чем умру. А мой сын – представьте себе! – недавно сделал мне выговор за то, что я хожу к психологу, тогда как эти визиты не покрываются страховкой. Не в укор вам будь сказано, но ваши консультации и правда недешевы.

– Сочувствую. Но что теперь делать? Вы с котом поселитесь у меня в приемной?

Мадам Замани засмеялась и фамильярно похлопала его по руке.

– После консультации я иду к своей школьной подруге и оставлю у нее Миу вместе с лекарствами. Не сомневаюсь, с уколами она справится… Хотя с головой у нее не все в порядке.

Они отправились в кабинет, слыша, как Миу дерет когтями дно корзины и патетически мяукает.

Наконец-то можно было приступить к работе.

– И вот теперь я думаю: зачем, спрашивается, я вышла замуж за этого старика, храпящего, как мотор?! – запальчиво сказала мадам Замани.

Это она о муже.

– И другой хорош – считает себя непогрешимым, как Господь Бог.

Это она о сыне.

– А третий следит за каждым моим су.

Это уже и внуку досталось.

– Вышла я за Деде, потому что сходила с ним на танцы. А соседи сразу донесли об этом моему отцу. Отец пришел в ярость. «Шляться я тебе не позволю! На люди появляйся только с женихом!» Отца моего все боялись. Мама ему за столом прислуживала стоя. Зверь он был, чистый зверюга.

Она воздела руки к небу и вздохнула.

– Везет все-таки нынешним девчонкам. Выпьешь таблетку – и пляши теперь, сколько хочешь. Ну и все прочее, что бывает.

Спаситель вспомнил Самюэля и не мог не улыбнуться. Он дорого бы дал, чтобы паренек послушал старую даму, которая в восемьдесят один год взбунтовалась против мужской тирании.

– Я кое-что задумала, – продолжала она. – Дочь моей старинной школьной подруги держит bed-and-breakfast ^[24] в Коллиуре ^[25]. Из своей кубышечки я оплачу себе неделю на морском побережье, а когда вернусь, заберу кота.

– А как относится к вашему плану муж?

– Он узнает о нем в будущую субботу, когда я буду ехать в поезде. Ему позвонит моя подруга.

Старушка прыснула, как девчонка.

– Всю жизнь он все решал за меня. До сих пор помню, как он довел меня до слез, когда я, не спросив его разрешения, купила себе платье на ярмарке! В моей деревне жили, как в средневековье. Я росла смешливой, здоровой, хорошенькой девчонкой, а меня заставили выйти замуж за ночной колпак!

Она посмотрела Спасителю в глаза и улыбнулась так, что он с легкостью представил себе ту девчонку, какой она когда-то была.

– У меня нет горечи и досады, но я хочу немного пожить для себя.

Миу со страшными воплями драл корзину.

– Выпустите его, – попросил Спаситель.

– Но у вас же аллергия.

– Только на пыль, – сознался он.

В кухне все, кто был дома, собрались к вечеру за большим столом. Лазарь аккуратно раскрашивал контурную карту. Поль донимал Чудика, тыча карандашом ему в толстый живот. Габен в наушниках смотрел видео. Алиса читала отрывок из «1984», который утром сама раздала всем в классе, и громко выражала свое негодование: «Ну и ну! Фу!» Никто даже головы не поворачивал в ее сторону. Но она продолжала возмущаться вслух:

– Кто бы мне объяснил, зачем нам это читать? Они что, не понимают, что травм у нас и так выше крыши?

– Ты о чем? – лениво спросил Поль.

Алиса прочла:

– «Красивая получилась казнь. Когда им связывают ноги, по-моему, это только портит картину. Люблю, когда они брыкаются. Но лучше всего конец, когда вываливается синий язык… я бы сказал, ярко-синий» ^[26].