Воскресный ребенок - Гудрун Мебс Страница 18

Я быстро выхожу на улицу. Сейчас Улла тоже выйдет. Потому что она пришла за мной. И больше ни за кем! Пусть даже не думает заглядываться на Карли! В конце концов она увидит, что он не такой уж глупый. В конце концов и его с собой возьмёт! Я немножко отхожу от интерната – Улла не может не пойти за мной. И она выходит, без Карли. Я тут же ей кричу:

– Какие планы на сегодня?

Не будет же она вместо ответа сразу говорить о Карли?

Будет. И говорит.

Так я и знала!

– Ты за что-то злишься на Карли? – спрашивает она, подойдя ко мне. В её голосе нет злости, только удивление. Будто она не может поверить в то, что я его ударила.

– Ничего я не злюсь. Просто ему нельзя тебя трогать, – говорю я, уставившись в асфальт.

Вот, теперь она знает.

Улла ничего не говорит. Очень долго. Я не поднимаю глаз. Вот сейчас она заговорит. Будет ругать… Я сглатываю и всё-таки решаюсь на неё посмотреть… Улла мне улыбается. Очень долго и ласково.

Я опять утыкаюсь взглядом в асфальт.

А потом она очень серьёзно говорит:

– Не люблю, когда кого-то толкают и пихают. Понимаешь?

Я киваю. Быстро-быстро. И про себя клянусь: «Больше никогда не пихну Карли. Никогда не буду пихать, когда Улла рядом».

Улла берёт меня за руку и крепко её сжимает. Я сжимаю её руку в ответ. Она на меня не сердится!

– Сегодня у нас всё будет по-другому, – говорит она, надевая капюшон. И на меня тоже надевает. – Мне, к сожалению, надо весь день работать, – добавляет она.

И спрашивает, хочу ли я обратно в интернат. Потому что сегодня она не сможет уделить мне много внимания. Обратно я не хочу, ни за что! И заниматься мной не надо. Я помогу ей с работой. Правда, точно не знаю как. Улла смеётся и говорит, что лучше всего я ей помогу, если буду вести себя тихо, потому что ей надо сосредоточиться. И спрашивает, смогу ли я вытерпеть так целый день. Я смогу! Ещё как!

Я тороплю Уллу: надо поскорее идти домой, там она будет работать, а я покажу, как тихо я умею себя вести. Улла смеётся, прижимает меня к себе и говорит, что я чудный ребёнок и что ей со мной очень-очень повезло.

Я тоже так думаю – ведь мне с ней точно повезло!

Дома Улла сразу же уселась за стол на кухне-мастерской, за свою пишущую машинку. Я заточила все карандаши, это я хорошо умею. Всё, теперь ей надо работать. Я ухожу в белую комнату, буду там вести себя тихо.

Улла улыбнулась, и вот уже её взгляд стал отсутствующим. Она закуривает сигарету, надевает очки, а я закрываю дверь на кухню. Она принялась за работу. Пишет рассказ или что-то в этом роде.

Выходя с кухни, я прихватываю с собой огромную красную чашку. Она же теперь моя! В белой комнате сначала сажусь на матрас. Книжная башня, которую я построила в прошлое воскресенье, так и стоит. Я сразу вспоминаю, что надо взять у Уллы книгу для Андреа. Может, поискать её прямо сейчас?

Разбираю башню, внимательно разглядывая каждую книжку. Но ни на одной не написано «Улла Фидлер», только всякие другие имена. Это понятно, не она ведь написала эти книги. Свою книжку она наверняка куда-то задевала, так что и не найдёшь. Очень на неё похоже. Или вообще наврала, и ничего она не пишет. Как можно самому написать толстую книгу, с начала и до конца? Я такую и прочитать-то не смогу, не то что написать. А читать – это быстрее, чем писать. Но врать Улла не станет, это точно. Она не такая! Надо просто у неё спросить. Но не сейчас. Сейчас не буду ей мешать. Пусть увидит, как тихо я умею себя вести. Сегодня ей вообще не надо обо мне заботиться. Спрошу её потом, когда у неё будет перерыв.

А вдруг не будет? Должен быть, обязательно. Ведь у нас в школе всегда бывают переменки. Тогда мы бежим во двор и едим бутерброды. Если Улле сделать бутерброд, она сможет с ним побегать тут, в белой комнате, как будто это её школьный двор.

Но чтобы его сделать, нужно пойти на кухню, а там сидит Улла и работает. А я ведь решила ей не мешать. Ну ничего, всё равно сделаю. Я тихо.

Осторожно открываю дверь на кухню. Улла, ничего не замечая, колотит по клавишам пишущей машинки. Быстро-быстро. Мне уже знаком этот отсутствующий взгляд, даже сквозь очки. Я вспоминаю, что в прошлое воскресенье она их ни разу не надевала. И её Зайчиковые глаза были хорошо видны.

Иногда она в очках, иногда нет. Они ей нужны для работы, это понятно. В нашем классе некоторые всегда пишут диктанты в очках. И Улла пишет что-то похожее – вроде сочинения. Я быстро крадусь мимо неё и открываю холодильник. Тут она оборачивается. И спрашивает:

– Голодная?

Я качаю головой. Я просто хочу сделать бутерброд, для неё! Больше Улла ничего не спрашивает, закуривает ещё одну сигарету и продолжает стучать по клавишам.

Я тихо достаю из холодильника масло и колбасу, хлеб лежит на полке – это я ещё раньше заметила, – и делаю бутерброды. Замечательные бутерброды с ливерной колбасой! Как на пикнике в прошлое воскресенье. На этот раз их делаю я. Куски хлеба получаются кривоватыми, резать я умею пока не очень хорошо. Ну да ладно. Всё равно ведь вкусно! Делаю и себе два бутерброда. Когда Улла проголодается, мне наверняка тоже захочется есть.

Я беру бутерброды, на цыпочках выхожу из кухни и тихо закрываю за собой дверь. Возвращаюсь обратно в белую комнату и жду – когда же Улла сделает перерыв. Ждать я умею хорошо. Сажусь на матрас и гляжу в окно. Можно придумать какую-нибудь историю про облака. Как в прошлый раз. Но сегодня никаких облаков нет, просто дождь. Тогда надо придумать историю про дождь! Но придумывать истории я умею не очень хорошо. В школе мы этого ещё не проходили. И Улла меня этому не учила…

Если б она сейчас была рядом, вот было бы хорошо! Я бы к ней прижалась, и мы бы вместе сочинили историю про дождь. Начало пусть придумает Улла, у неё это хорошо получается.

Она скажет:

– Видишь ту большую каплю дождя? Как она прыгает по стеклу? Вот, уже лопнула.

А я скажу:

– Это дождевая мама дождевых капелек. Она лопнула, и её детки-капли остались одни. Теперь их отправят в дождиный интернат. В капледом.

– Наверное, им грустно вот так, без мамы… – огорчится Улла.

– Да ладно, – скажу я, – ничего. Они уже привыкли и играют с другими детками-каплями. А потом вдруг приходит другая большая капля – видишь, как та, что сейчас стукнулась о стекло. Она сползает по нему в капледом, находит себе детку-каплю и берёт её с собой.

И эта большая капля – ты!

Улла спросит:

– А другие дети-капли, которые останутся в капледоме, что с ними будет?

Я отвечу:

– Им придётся играть дальше. Тут уж ничего не поделаешь.

– Я могу взять ещё одну детку-капельку, – скажет Улла. – Вот ту. Она такая худенькая… Это даже и не капелька, а пылинка. Просто кроха какой-то!