Удивительное путешествие Полисены Пороселло - Бьянка Питцорно Страница 18

Пираты хохотали, хлопали в ладоши и орали как сумасшедшие:

– Бис! Бис! Бис!

Потом, хотя и были нищими, растерявшими свое имущество в кораблекрушении или потратившими его на выкуп за свободу, побывав в плену у какого-нибудь вражеского корабля и будучи проданными в рабство, – они наполнили золотыми монетками шапку, которую несла по кругу Казильда.

Растроганная Лукреция обняла всех по очереди, несмотря на то что от них невыносимо воняло табаком, чья-то борода была похуже проволоки, а у кого-то изо рта текли слюни.

Наступило время ужина, и дежурный по кухне принес огромное блюдо жареной рыбы.

– Это вам, молодежь! – объяснил он и поставил блюдо перед Лукрецией и Полисеной. Для своих товарищей он приготовил большую кастрюлю манной каши на молоке, потому что все они были беззубыми.

Зверям предоставили выбор, и медведь Дмитрий, разумеется, набил брюхо рыбой, а Белоцветик уплетал манную кашу прямо как поросенок.

Когда повар убрал со стола и наступил момент беседы, Лукреция сказала:

– Вы, наверное, удивились, что я пришла одна, без старого Жиральди.

– Почему это без старого Жиральди? А это кто? – спросил пират Номер Один, указывая на Полисену, которая не принимала участия в представлении, но стояла наготове в своем мальчишеском одеянии, чтобы менять костюмы между номерами.

Лукреция покатилась со смеху.

– Ну вы даете! Спутать ее с моим хозяином! Да ей всего одиннадцать лет! Да, в следующий раз придется принести вам дюжину очков…

– Если все дело в них, то у нас есть одна пара, – проворчал обиженно Номер Десять. – Только одна. Мы пользуемся ими по очереди.

– Ну, тогда сходите за ними, потому что мне надо вам кое-что показать.

Номер Тринадцать, хромая, вышел и вернулся с драгоценным чехольчиком.

Пока он ходил за ним, Лукреция рассказала остальным все о кончине хозяина и о тайне появления на свет Полисены.

– Может, кто-нибудь из вас знает, что это был за корабль?..

– Мы уже много лет не при деле. И потом, ненавидим сплетни, – недовольно проворчал Номер Пять.

– Мы тут наверху отрезаны от мира. Что мы можем знать о кораблекрушениях, девочка… – добавил Номер Девять.

Полисена уже начала терять терпение. Ей было невдомек, зачем Лукреция притащила ее в это логово глухих и кривых болванов, которые не могли отличить старого циркача от молодой и красивой дочери куп… (нет, больше не купца!) красивой дочери неизвестно кого. И если кто поможет ей узнать, чья она дочь, то уж не эти старые сморчки…

– Пожалуйста, посмотрите на содержимое шкатулки, – вежливо настаивала Лукреция. – Начнем с Номера Один. А вы дайте ему очки!

Номер Один приблизился к шкатулке, водрузил очки на нос, глянул… и заорал:

– Подлогнус! Как пить дать, это его судно, «Кровопийца»!

Тут все пираты столпились возле него, толкая друг друга локтями и срывая с него очки. «Подлогнус», – шептали они, словно боясь произносить вслух это имя.

– Становитесь в очередь! Ждите каждый своей очереди! – закричала Лукреция таким же тоном, какой использовала для непослушных зверей.

Полисена в смятении крепко сжимала поросенка. Подлогнус! Не имя, а проклятье… А корабль? «Кровопийца»! Она от всей души желала, чтобы Номер Один ошибся.

Но и остальные двенадцать пиратов, которые выстроились в очередь перед шкатулкой и передавали друг другу очки, подтвердили:

– Мы ничего не знаем об остальных предметах. Но этот красный чулок точно с «Кровопийцы».

– Кстати, он утонул как раз десять лет назад, – задумчиво добавил Номер Два, – то есть когда рыбак подобрал эту барышню среди останков корабля.

– Номер Тринадцать, так как ты моложе всех, расскажи нам все, что знаешь об этом судне и его капитане, – приказала Лукреция. Она привлекла Полисену к себе и сжала ее руку. – Ничто и никто не может быть хуже, чем жена рыбака, – шепнула она.

Полисена не была в этом так уж уверена и, как мы увидим позже, не ошибалась.

Глава третья

Коварство и свирепость пирата по имени Подлогнус были известны в кругу его собратьев почти так же, как и его любовь к моде.

Он всегда заказывал себе одежду у одного лондонского портного и нападал на голландские судна только затем, чтобы заполучить фламандское кружево для своих манжеток и воротничков. У него имелись шелковые плащи с меховой подкладкой и целая коллекция из двадцати семи париков, которые под угрозой смертной казни должен был содержать в порядке и хорошенько припудривать лакей-француз. На теле он не выносил никакого другого белья, кроме тончайшего батистового. Но его главной страстью были чулки, непременно шелковые и кроваво-красного цвета.

Сейчас даже самый невежественный и неопытный юнга знает, что красные чулки в море приносят несчастье и что их надо избегать, как чумы. Но Подлогнус издевательски хохотал:

– Конечно, приносят несчастье – моим врагам!

Поэтому он был единственным на всех морях, кто носил чулки такого цвета.

Встретить «Кровопийцу» было на самом деле самым ужасным несчастьем, какое могло произойти не только с обычными кораблями, но и с пиратскими. Подлогнус не делал никаких различий и не щадил своих собратьев. Для него любое судно было жертвой, которую нужно обобрать, сжечь, утопить. Любой моряк из чужого экипажа считался врагом, которого положено обворовать, избить, содрать с него шкуру, повесить, утопить в мешке, наполненном камнями.

Да и со своими моряками он был невероятно жесток. Но им было ни к чему бунтовать, потому что Подлогнус, вооруженный жуткой плетью, называемой «Девятихвостым котом», умел поставить всех на место, а его кара была страшной. Разумеется, на свете не нашлось никого, кто любил бы его. Все его ненавидели, боялись и не желали ему ничего, кроме смерти. Но он этим гордился. А как же дружба, симпатия, любовь? «Тьфу! Все это нужно только моллюскам!» – обычно говорил он. Единственное чувство, которое ему нравилось внушать, – ужас. Поэтому в последние годы своей карьеры он был известен также под прозвищем «Ужас морей в красных чулках».

– Он был женат? У него были дети? – наконец спросила Лукреция, прерывая рассказ Номера Тринадцать.

– Да что ты! У него – и дети? Он бы зажарил их и сожрал на полдник, если бы у него были сопляки! – прокомментировал Номер Шесть.