Степной ветер - Ирина Дегтярева Страница 17

– Это ложь! – зашипела она придушенным голосом. – Я болела.

– Знаем мы твою болезнь.

– Зачем ты при ребенке так говоришь? Ты настраиваешь его против меня.

– Чего уж тут? И без слов все понятно. Как тебя до сих пор на работе-то держат? Дрессировщица!

– В цирке все выпивают. Ты тоже пил.

– По молодости и по глупости выпивал, – согласился отец неожиданно для Мишки. – За компанию с женой. Люди порой совершают ошибки, но надо быть самокритичным и иметь мужество вовремя их исправить. Если цирк для тебя среда неблагоприятная, уходи, ищи другую работу.

– Кому дрессировщица собак нужна? Не смеши меня! – Ее глаза впервые за время разговора оживились. – А если бы не выпивала, мы бы сошлись?

Потапыч испуганно заёрзал в ожидании ответа, которого, впрочем, долго ждать не пришлось.

– Нет, Людмила, что было, то прошло. А столько всего было нехорошего, что и вспоминать не хочется, и видеть тебя, извини, тоже не хочется. Но вынужден. Ты бы сделала большое одолжение, если бы избавила нас от встреч. Таскать ребенка в такую даль! По пять часов в машине туда и обратно.

– Ну уж нет! Мне положены по закону свидания, и будешь ездить как миленький. А с ним ничего не случится – вон какой здоровый! И вообще, я предлагала дать его мне на несколько дней. Я бы его в порядок привела. Меня не устраивают свидания в твоем присутствии.

– Ничего не выйдет. Учитывая причину, по которой опеку над Мишей полностью передали мне, свидания с сыном наедине я не имею права тебе устраивать. Потерпишь мое присутствие.

– А если я не хочу?

– Обращайся в суд. Адвокат и судебные издержки – это даже хорошо. На выпивку меньше денег останется.

Мороженое не лезло Мишке в горло: настолько тошно ему было слушать этот разговор. Но отец на него так взглянул, что он давился, но ел и тем самым как бы выпадал из зоны ее внимания. Пока Мишка ел, она «поедала» отца. Но отец сильный. Дед Мирон про него сказал, что его можно сломить, но не согнуть – прямо по девизу барона Врангеля.

Отцовское лицо приобрело свекольный оттенок от сдерживаемых эмоций. Мишка боялся, что он вот-вот сорвется на крик или бросится с кулаками на эту женщину, которую Мишка ни разу не назвал матерью. По словам отца, она так пила, что забывала несколько раз коляску с грудным Мишкой на улице. Половина сотрудников цирка пришла на суд давать показания против нее.

Теперь, если отец сорвется, она может на диктофон записать его гневные слова, а если еще, не дай бог, ударит ее, оставив синяк, в суде пересмотрят дело и Мишку отдадут матери. Сын ей не нужен – ей нравилось терзать отца, когда-то любимого мужа. Его страдания доставляли ей какое-то болезненное удовольствие. Мишка это видел и очень боялся за отца и, конечно, за себя.

– Пап, я домой хочу, – наконец не выдержал он эту пытку.

– Видишь, какой он нетерпеливый, нервный, – заметила она.

– Нам надо еще в магазин – школьные принадлежности покупать.

– А как он учится?

– Хорошо учится, – отрезал отец. – Мы пойдем. – Он решительно встал, и Мишка вскочил следом с невероятной скоростью, едва не уронив стул, на котором сидел. – В следующий раз через месяц.

– Нет, – неохотно проговорила она. – Мы на гастроли уезжаем на два месяца.

Мишка ликовал и не смог скрыть улыбку.

– Ну и хорошо, – спокойно отреагировал отец. – Позвонишь, когда будет желание. До свидания.

– До свидания, – лениво попрощалась она, не вставая.

Сын и отец вышли из кафе красные, как из парной, и хотя на улице было очень жарко – больше тридцати градусов в тени, – они почувствовали облегчение. Переглянулись и заторопились к машине.

Мишка то и дело оглядывался, словно мать могла броситься за ними в погоню. И только когда сели в машину, он немного успокоился.

– Пап, а ты разве не рад, что ее два месяца не будет?

– Почему же?.. Я не удивился, потому что Виталий мне сказал о предстоящих гастролях, когда я с ним разговаривал на днях. Думал, вдруг ее не возьмут, а я тебя обнадежу раньше времени. Вообще, я все же подумываю отменить эти свидания. Пусть будет суд, в конце концов… Почему мы должны так мучиться? А?

– Да, я тоже так думаю! – весело согласился Мишка, чувствуя, как спадает напряжение и сердце наполняется радостью оттого, что он теперь ее очень долго не увидит. Два месяца – целая вечность. Даже почти три.

– А если все же суд решит не в нашу пользу? Как тогда, Потапыч?

– Ну ее! Теперь еще не скоро увидимся. – Мишка отер пот со лба. – Как же здесь жарко! Пап, давай в книжный, и скорей домой поедем.

– Не получится. Поздно уже. А ночью ехать не хочется. Завтра с утра пораньше и тронемся. В путь-дорожку… – Отец подмигнул Мишке в зеркало заднего вида и запел: