Юная леди Гот и грозовые псы - Крис Риддел Страница 17

– Не везет – так не везет, – криво ухмыльнулся Мальзельо.

Уильям Проснись Теккерей преуспел немногим больше. После его команды «Взять!» Будлз понесся за экземпляром «Ярмарки непослушания» и сразу схватил ее. Зрители готовы были зааплодировать, но тут Будлз начал давиться слюнями и выронил книгу.

– Бараний жир! – мрачно заявил хозяин, обнюхав обложку.

– Взять! – скомандовала Джордж Элиот, как только дотанцевала до кресла и опустилась в него. Флосси затрюхала в другой угол, подхватила роман о цыганах «Ромалэ» и понесла к владельцу. Но на полпути ее пасть вдруг наполнилась пеной, и книга упала. Толпа загудела. Джордж Элиот большим и указательным пальцем взяла опененную книгу и поднесла к глазам.

– Мыло! – воскликнула она наконец.

Домили Дикинсон просеменила к крылатому креслу и поспешно в него уселась. Карло, янки-дудль-пудель, поднял на нее большие страдающие глаза.

– Взять… – произнесла она тоненьким дрожащим голоском.

Карло процокал к книгам, осторожно взял тоненький томик стихов и понес обратно к креслу, весь дрожа.

Мальзельо оглушительно чихнул – Карло вздрогнул и выронил томик, озаглавленный «О чем я молвлю, не поймешь…». Зрители загудели.

– Ничего не попишешь! – Мальзельо пожал плечами и криво ухмыльнулся. Затем направился к креслу. Бель и Себастиан сопровождали его с обеих сторон, возбужденно дергая своими хвостами-помпонами. Мальзельо уселся в кресло и вольготно закинул ногу на ногу.

– Взять! – проскрипел он.

Бель и Себастиан ринулись к противоположной стене библиотеки, схватили за два угла новейшую книгу лорда Гота «Паломничество Чайльд-Козёльда», и отнесли ее Мальзельо. Комнатный егерь принял у них томик и торжественно потряс им высоко в воздухе.

Все зааплодировали.

– Второй раунд! – провозгласила графиня Пэппи Куцци-Чуллок. – Музыкальный променад!

Пальц Християн Андерсен поднял руки, поднес ладони к голове и растопырил пальцы наподобие оленьих рогов. По этому сигналу «Громобойчики», скромно докидавшиеся у камина, грянули удалую деревенскую джигу.

Под эту музыку шесть участников соревнований со своими собаками на поводке пошли вокруг пяти крылатых кресел, которые Артур Халфорд и беговельные механики выставили перед зрителями.

Пальц Християн Андерсен помахал своими пальцами, и музыка смолкла. Соревнующиеся метнулись на кресла – так быстро и так элегантно, как только могли. Опоздав на все кресла, Домили Дикинсон и Карло испустили неожиданно громкий вопль досады. Пальц Християн Андерсен взмахнул пальцами, и музыка возобновилась. Один стул унесли.

«В горах под снегом и дождем…» – сладко выпевали «Задорные девчата». Уильям Проснись Теккерей заслушался… и выругался, обнаружив, что они с Будлзом остались на ногах, когда музыка смолкла.

Музыка снова зазвучала, Артур Халфорд унес еще одно кресло. Ада помахала ему рукой с высоты своей лестницы.

Музыка замолкла. На ногах осталась Плейн Остин.

– Все знают, что… – начала она, тут снова грянул ансамбль.

Плейн Остин протопала к Вирджинии Вулф из Уиллогби-Чейз, сидевшей, заткнув уши, и мрачно плюхнулась рядом.

Музыка остановилась в тот самый момент, когда сэр Вальтер Жжот выделывал особо сложное коленце горской джиги.

– Пора, мой друг, пора! – горестно обратился он к своей шотландской гончей.

Когда музыка снова зазвучала, в кругу остались только Джордж Элиот и Мальзельо.

«Я вернусь домой на закате дня…» – пели сестры Эмбридж.

Джордж Элиот по-балетному грациозно порхала вокруг единственного оставшегося стула. Флосси скакала рядом с ней на коротком поводке. Мальзельо мерил дорожку вокруг стула широкими шагами, Бель и Себастиан сопровождали его с обеих сторон. При этом он залез в карман, исподтишка достал фунтик с елочными игрушками и пустил их по полу. Музыка смолкла – Джордж Элиот высоко взмыла в воздух, метя на пустующий стул.

И вдруг Флосси, погнавшись за блестящим шариком, резко дернула ее в другую сторону!

– Ой! – только и успела сказать Элиот, шлепаясь на фалды своего фрака самым неизящным образом. Мальзельо тем временем спокойно уселся на единственное кресло. Бель и Себастиан вскочили ему на колени. Все зааплодировали.

Ада лишь покачала головой. Она не любила жульничества. И в этом она была не одинока. Лорд Гот очевидно разделял чувства своей дочери, потому что он поднялся, прошел к своему комнатному егерю и стал ему что-то резко, но тихо выговаривать.

При этом лорд Гот покачивал пальцем, отчего Мальзельо съежился в крылатом кресле. Закончив, лорд Гот выпрямился во весь рост и провозгласил громким, но звучным голосом:

– Третий раунд – решающий! И поэтому все, – тут он бросил строгий взгляд на Мальзело и пуделей, – должны соблюдать правила.

Уголком глаза Ада увидела какое-то движение, повернулась к нему и как раз успела заметить, как три обезьянки просочились в библиотеку и на цыпочках вдоль полок направились в ее сторону. Каждая несла в руках по пачке листов со стола Чарльза Брюквиджа в китайской гостиной, и каждый лист был испещрен вычислениями, записанными зелеными чернилами. На глазах у Ады из щели в шторах высунулась рука.

Она держала банан.

– Третий раунд! – провозгласил Пальц Християн Андерсен, схлопывая ладони. – Прыжки!