Жуть вампирская - Алексей Лисаченко Страница 17

Я шёл и шёл, но крыши, как назло, не делались ближе. Отчаявшись, я припустил почти что бегом – и тут увидел пастуха.

Пастух сидел верхом на гнедой лошади и был одет как ковбой, за одним маленьким исключением. А именно – вместо шпор к сапогам его крепились большие шторы, белые, с узором из мелких фиолетовых розочек. Шторы волочились по луку и изрядно мешали.

– Удобно ли вам с этими шторами? – спросил я, поздоровавшись.

– Ничего, мы привычные, – равнодушно отозвался пастух.

Я решил, что шпоры на сапогах всё же были бы уместнее, но промолчал.

Тут мне пришлось остановиться, потому что кровы, которых гнал пастух, сгрудились и перегораживали тропинку. Кровы – это такие крыши на ножках. Если верить Женькиной тетрадке, каждое утро пастух выгоняет их пастись на зелёный лук.

– Простите, – поинтересовался я, – здесь не проходил недавно мальчик? Ученик третьего «А» класса, зовут Женькой.

– Был такой, – кивнул пастух и мастерски щёлкнул кнутом. Кровы затолкались застрехами и стали поворачивать в нужную сторону. Пастух метко ожёг кнутом самую большую и солидную крышу, крытую синей искусственной черепицей. Прочие, железные и шиферные, дощатые и соломенные, покорно потянулись за ней.

– В деревню пошёл, – бросил на ходу мой собеседник и указал кнутовищем дальше по ходу тропинки.

7

Деревня оказалась самой обыкновенной, с электричеством, магазином и почтой. Не ездили по улицам самобеглые печки, не катились с песнями колобки. Впрочем, после кров я бы не удивился и колобкам.

Народу было немного: наверное, все работали в поле. В огородах возились пенсионеры, у магазина стояла маленькая очередь из четырёх бабушек. Лениво валялись на солнышке беспородные собаки.

В общем, заурядная деревня, если не считать кубиц. Кубица – это птица, вроде курицы, только с виду как детский кубик: шесть сторон, по углам торчат крылья с лапками. Яйца кубиц – очень практичные, похожие на большие куски растворимого сахара. Такие яйца никогда не покатятся со стола. И паковать их можно в обычные квадратные коробочки. За главного у кубиц питух, птица-бочонок. Вместо клюва – соломинка для коктейлей. Где лужу увидит, тут же соломинку в неё опустит и в один присест высосет. И колодец бы высосал, да соломинка коротковата.

Кубицы рылись в пыли, питух сидел на бортике деревенского колодца и пытался дотянуться до воды соломинкой. Никто не обращал внимания ни на них, ни на меня.

Я подёргал двери почты: было закрыто.

– Обед у них, – объяснила старушка, стоявшая последней в очереди в магазин.

– Спасибо, – сказал я, – а кстати, вы не видели тут мальчика? Зовут Женькой.

Не успела моя собеседница открыть рот для ответа, как небо вдруг разом потемнело. Очередь всполошилась.

– Под крыльцо, живо! – скомандовала бабушка, хватая меня за руку.

Всё живое попряталось. Три старушки втиснулись в невеликое пространство деревенского магазинчика, мы укрылись под крылечком, кубицы залегли в лопухах. Питух от волнения потерял равновесие и спикировал в колодец. Пропали куда-то трудолюбивые огородники и ленивые собаки.

– Что случилось? – шёпотом спросил я старушку, но ответа не получил. Зато ожил наушник:

– В вашу сторону идёт стая ворон. Раньше они с неба на всех каркали. А теперь молча летают. Страница семь.

Нашарив за пазухой тетрадку, я кое-как открыл нужную страницу. Так и есть, в слове «каркают» буква «р» была пропущена.

Через несколько томительных минут моя спасительница сочла, что угроза миновала и из-под крыльца можно вылезать.

– Был здесь твой мальчик, – сказала она, глядя на меня укоризненно. – Сам видишь, чего понаделал. Ты уж ему, как догонишь, уши-то надери от меня, грамотею!

Из колодца доносилось довольное бульканье.

8

За околицей деревни я остановился, чтобы свериться с планом местности. Карта была нарисована общими усилиями четырёх добрых старушек на обороте справки от ветеринара, выданной корове Зорьке в том, что она страдает. Чем страдала Зорька, я так никогда и не узнал, потому что окончание фразы скрывалось за жирным оттиском треугольной печати.

Стрелка на карте пересекала поле и упиралась в овраг. Поле было обыкновенное, частью засеянное пшеницей, частью отданное под картошку. Мой путь пролегал по разделяющей меже. Под ногами сновали полевые мишки.

Здесь я встретил первого в своей жизни короля.

На короля он совершенно не походил, поэтому я тихонько спросил дедомраза: может ли это быть правдой.

– Может быть, – сказал тот, – а может и не быть. Такое уж это место – сны. Тут в кого ни плюнь, каждый какой-нибудь король. А вот найти толкового сантехника – проблема.

У короля не было ни трона, ни мантии, и судить о его титуле я мог исключительно с его собственных слов. Облачённый в линялую тельняшку, защитного цвета штаны и резиновые сапоги, он стоял на четвереньках возле картофельной части поля и ругался с картошкой. На королевской голове красовалась самодельная шапка из сложенной газеты.

– Можете не кланяться, – милостиво разрешил он мне, распрямляясь. – В конце концов, вы ведь не мой подданный. Я, знаете ли, король древнего народа. Давно исчезнувшего. Когда-то он жил в этих местах – до гуннов, до славян, до финнов.

– Как же назывался этот народ? – осведомился я.

– Увы, даже названия не осталось, – грустно сказал король, – только кровь. Люди забыли нас, но мой род ещё помнят деревья, травы, скалы, звери. Помнят и повинуются. Картошка вот не помнит, она здесь новенькая.

Его Величество бросил на картофельную половину поля уничижительный взгляд и демонстративно повернулся к ней спиной.

– И чем же вы занимаетесь? – полюбопытствовал я.

– Веду обычную жизнь, – пожал плечами мой собеседник. – Работаю агрономом. Видите, как пшеница у меня хорошо растёт. Вот что значит – древняя кровь.

Пшеница и вправду была хороша, в отличие от хиловатой картофельной ботвы.

Я спросил короля про мальчика Женьку и про дорогу в Запутанные сны. Мальчика он не видел, зато признал правильной мою карту.

– Всё верно, сегодня это где-то в той стороне. Я, знаете ли, сам живу в Запутанных снах. А сюда езжу на работу, – кивнул он на лежащий в траве старенький велосипед.

– Странно, – удивился я, – мне говорили, что Запутанные сны очень страшные.

– Путают, – авторитетно сказал король. – По большей части это не такое уж плохое место, поверьте. Просто они очень разные. Есть, конечно, и страшные, в них лучше не погружаться. Жаль, если ваш мальчик угодил в какой-нибудь кошмар. Говорят, оттуда почти невозможно выбраться.

Попрощавшись с королём, я отошёл подальше и тут же напустился на дедомраза:

– Сдаётся мне, уважаемый, вы недоговариваете! Ну-ка выкладывайте: где Женька?