Что такое "люблю" - София Яновицкая Страница 16

– Давай побегаем, – брат прервал мои мысли, и сначала я подумала, что у него все-таки поехала крыша. Но было так тихо, что хотелось кричать, и дома стояли так неподвижно, с этим их фальшивым светом в окнах, что правда хотелось убежать.

Мы побежали, быстрее и быстрее, в кроссовках как будто сжимались и разжимались пружины, подбрасывая ноги все выше, все дальше. Воздух словно тоже двигался, только навстречу нам, холодно обжигая щеки и уши. А потом брат дернул меня за руку, сжал ладонь в своей и не выпускал, и мы помчались так, что стало больно дышать, а улицы расплывались перед глазами новыми поворотами. Сердце колотилось уже даже не в горле, а где-то над бровями, перед глазами скакали пятна, и не падала я только потому, что брат не отпускал меня. Мы вылетели из-за очередного поворота, и тут вспыхнуло что-то яркое, завизжало что-то громкое, и брат резко остановил нас обоих, ужасно больно вывернув мне руку.

– Вы в своем уме?! – заорал усатый мужик, высунувшийся из окна машины, под колеса которой мы чудом ухитрились не влететь.

Машина слепила фарами, как полицейские в фильмах на допросе, а ее хозяин грохотал матом что-то про тормоза и про то, что он нам устроит.

– Валим, – быстро прошипел брат и потянул меня в ближайший двор. В спину несся возмущенный крик.

Мы перешли на шаг. За нами никто не гнался, но в некоторых окнах зашевелились занавески и стали выглядывать недоуменные лица, побеспокоенные ультразвуковым усатым дядькой из машины. Перед глазами все пульсировало, а рот сам по себе открылся в странной смеси ужаса и восторга. Я чуть не споткнулась о кошку, пушистой молнией промелькнувшую прямо под ногами. Кошка помчалась к крыльцу, где возилась старушка в платке и здоровенных кедах. Старушка тут же заворковала, поставила перед кошкой тарелочку с чем-то вонюче-рыбным, выпрямилась и метнула в нас неприязненный взгляд. Мы с братом переглянулись. Хихикнули. И вдруг расхохотались так, что старушка недовольно забубнила, а из окон снова стали высовываться люди. Мы шли и хохотали, всхлипывая и похрюкивая, – я так и не поняла, над чем, – до самого дома, где нас встретила возмущенная и сходящая с ума от беспокойства мама.

* * *

Аккуратно причесанная горничная в бежевом платье – с ума сойти, у него была горничная – с любопытством посматривала на меня, но молчала. Она принесла еду и спросила, буду я чай или кофе и какой. Я открыла рот, чтобы привычно ответить «чай», но передумала и выбрала кофе.

– Только две трети молока, пожалуйста, и три ложки сахара. – Я почувствовала, как горят уши и щеки.

Девушка на секунду застыла и скользнула по мне непонятным взглядом, но тут же кивнула и ушла в дом.

Мы смотрели куда угодно, только не друг другу в глаза, и не издавали ни звука. Самое неловкое молчание, которое только могло быть. Я поболтала ногой в кресле, покосилась на ровную лужайку, дорожки, пересекающиеся под прямым углом, и безукоризненно белый дом с симметричными деталями. На всех окнах были опущены жалюзи, и ничего невозможно было разглядеть.

Мы оба тоже были словно закрыты на все двери и окна. Мы столько всего могли рассказать друг другу. Уж я-то точно. О том, как это – без него. Как ты не знаешь, на кого злиться – на него, на маму или на себя, за то, что до сих пор воображаешь, что он вдруг появится, и вы все окажетесь настоящей семьей. Боишься плакать при маме, потому что она будет чувствовать себя виноватой и всем станет еще хуже. Как мучаешься, когда в школе приходится отвечать про родителей, и когда про них спрашивают новые знакомые. Завидуешь своим друзьям, понимая, как это неправильно. И только и думаешь о том, почему не заслуживаешь того, чтобы он просто был. Не можешь ни с кем поговорить об этом, но так хочешь рассказать тому, кто поймет.

Я могла рассказать о том, как мечтала прославиться – так, чтобы обо мне узнал весь мир, и он в том числе. Я могла рассказать о том, как на каждый день рождения загадывала желание, чтобы он позвонил и поздравил. Но он не звонил. Никогда. Могла… Но не получалось даже открыть рот.

Всю жизнь я представляла себе нашу встречу. И думала о том, что скажу сама, и что скажет он. Но когда эта встреча произошла на самом деле, я оказалась к ней совсем не готова. Если бы мне было десять, я бы крикнула, что ненавижу его – помню, как сильно хотела сделать это. Но мне было уже не десять, и жизнь здорово усложнилась с тех пор.

– Наверное, я зря тебя тогда не подвез, – полувопросительно произнес хриплый голос, и я вздрогнула, быстро смаргивая неизвестно откуда взявшиеся слезы.

– Да, – я каркнула и торопливо прочистила горло. – Очень зря.

Я подняла взгляд. Мой… Артур пару мгновений смотрел мне в лицо, а потом отвел глаза и принялся сосредоточенно делать себе бутерброд. Я присмотрелась и подумала, что мы даже в чем-то похожи – особенно если бы он сбросил много, очень много килограммов.

– Что случилось? – поинтересовался он.

Мне пришлось вспоминать, о чем речь, и рассказывать историю про брата и Карен. Надо было, чтобы ему стало стыдно за свой гадкий поступок, но я никак не могла на этом сосредоточиться. В голове все время крутилось, что мы говорим не о том, совсем не о том.

Кажется, он смутился, начал говорить что-то извиняющееся, но тут вернулась горничная с нашим кофе, и он тут же умолк. Кофе был в двух одинаковых круглых чашках, и выглядел… Я сглотнула и увидела, как Артур прищурился и плотно сжал губы – кофе был абсолютно одинаковый на вид. Готова поклясться, что и на вкус тоже. Надо было выбирать чай.

– Приятного аппетита, – вежливо сказала горничная и снова ушла в дом.

– Угощайся. – Артур махнул рукой над столом и снова занялся бутербродом.

– Спасибо, – пробормотала я.

В горло ничего не лезло, но, чтобы не вызывать лишних вопросов, я потянулась и намазала поджаренный хлеб вареньем. В голове бурлило столько мыслей, что она начала болеть. Смешно – чем больше ты можешь сказать человеку, тем меньше знаешь, о чем говорить. Черт, да я даже не знала, как его называть и как к нему обращаться, на «вы» или на «ты»!

– Чем собираешься заниматься в будущем? – полюбопытствовал Артур.

Вопросы о профессии? Серьезно?

– Музыкой. – Я почувствовала себя очень глупо.

Он удивленно выгнул торчащие клоками брови.

– Играешь на чем-нибудь, хм, типа пианино?

– Нет, на гитаре. У меня будет своя группа. – Я уставилась на него в ожидании реакции.

Как ни странно, большого шока не последовало.

– Для этого нужно много работать, – помолчав с мгновение, поучающим тоном сказал он. – А как ты учишься?

Я чуть не застонала, не веря своим ушам. Это все больше напоминало разговоры с мамиными подругами, которые приходили в гости.

– Нормально, – отрезала я и принялась пить кофе.

На пару минут воцарилась тишина.

– Мне, к сожалению, нужно ехать по делам, – прервал ее Артур.