Про маму и вишневые косточки - Людмила Уланова Страница 16

Вечером, после ужина, когда мы все вместе сидим в комнате за столом и пьём чай, я спрашиваю:

— Пап, а за что тебе золотую медаль дали?

— Медаль? Какую медаль? А-а-а! Ну-у… Ты разве не знаешь? Золотые медали дают чемпионам. Я занял первое место в чемпионате мира по учёбе!

— Пф-ф! — возмущённо пфыкает бабушка и уходит на кухню мыть посуду, «чтобы не слушать эти глупости».

— Мам, а ты? Ты, наверное, очень хорошо училась?

— А я… а я… — Мама косится в сторону кухни. — А я вообще в школу почти не ходила!

— Как это?

— А вот так. Пришла я в первый класс. Взяла с собой котёнка Ластика.

— Котёнка-то зачем?

— Как зачем? Я к тому времени уже и книг прочла целую кучу, и задачи решала, и писала нормально. А Ластик ничего не умел, даже почти не разговаривал. Так кому из нас школа была нужнее? Ну и вот. Прихожу, а мне учительница, Юлия Сергеевна, говорит: «С кошками в школу нельзя». Представляете?!

— Представляем, представляем, — кивает папа.

— Я ответила: «Ну тогда мы с Ластиком дома учиться будем». И ушла. Юлия Сергеевна через несколько дней пришла к нам домой, а я за это время уже все учебники выучила. Ответила я ей всё, она мне вывела пятёрки по всем предметам. А я так целый год в школу и не ходила — я Ластика обучала. Так что к лету и он всю программу за первый класс усвоил. Поэтому во второй я уже спокойно пошла без него. Прихожу — а там стены в ярко-розовый цвет покрасили! Представляете?!

— Представляем, представляем, — говорим мы с папой. Мы знаем, как мама не любит розовый цвет.

— Я сказала: «Извините, но я тут учиться не могу. У меня на розовый цвет аллергия, я от него кашляю, чихаю, и у меня уши пупырышками покрываются». И убежала. Через неделю Юлия Сергеевна опять пришла к нам домой, и я ей все учебники за второй класс пересказала. А потом от нечего делать выучила наизусть собрания сочинений Льва Толстого, Достоевского и Гоголя. И ещё Диккенса, на английском языке. И подумала: хорошо бы в школе стены перекрасили, я бы тогда пришла и эти выученные книжки рассказала. Вот бы все обрадовались! А тут как раз и лето кончилось, я пошла в третий класс. Смотрю — стены такого приятного бледно-жёлтого цвета. И я решила остаться. Сообщила учительнице, что буду наизусть рассказывать классу Толстого и Диккенса, а она может отдохнуть. Юлия Сергеевна на меня как-то странно посмотрела и сказала: «Иди, Нелечка, домой. А я к тебе приду через неделю». Я пожала плечами и ушла.

— Наверное, ей просто нравились фирменные пирожки твоей мамы, поэтому она так охотно к тебе домой ходила, — комментирует папа и берёт очередной бабушкин пирожок. Они действительно очень вкусные.

— Мам, а в четвёртом классе ты тоже не училась?

— А в четвёртом классе никто не учился! Мы через него перепрыгнули!

— Как это — перепрыгнули?

— А вот так! — Мама встаёт и перепрыгивает одну из полос на полу. Садится и объясняет: — Понимаешь, мы учились не одиннадцать лет, как сейчас, а десять. Но при этом у нас была уже не десятилетка, как до нас, а одиннадцатилетка. Поэтому один класс мы пропускали и из третьего переходили сразу в пятый. Ну и вот. Пришла я в пятый класс. А Юлии Сергеевны нет! Вместо неё целая толпа учителей — по всем предметам разные! Представляете?

— Представляем, представляем, — улыбается папа.

— То один, то другой… Мелькают туда-сюда! А я же дома привыкла сидеть, там тихо, спокойно. У меня в глазах замельтешило, голова закружилась! И я сбежала. А через неделю все учителя к нам домой заявились. Может, им Юлия Сергеевна посоветовала.

— И про пирожки шепнула, — подсказывает папа.

— Ну я им всё ответила, они мне пятёрки за год вывели, пирожки съели и ушли.

— Так ты больше вообще, что ли, в школу не ходила?

— Наоборот! Я в шестом классе целых три дня училась. Я подумала, что много учителей — это не так уж страшно. Я же с ними дома поближе познакомилась, они ничего так оказались, нормальные. В общем, пришла я в школу… и влюбилась.

— Так-так, — приподнимает брови папа.

— Ага. В Лёшку Пушкина. Три дня я все уроки на него смотрела. А на третий день после школы я увидела, как он жуками кидается.

— Как это — жуками?

— Ну вот так! Живыми жуками! Наловит их, а потом кидает об асфальт. Или в кого-нибудь. А ещё Пушкин! Эх… Ну и всё. И прошла любовь.

Я представляю несчастных жуков, которые валяются на асфальте, растопырив лапы, как моя буква «Ж», и очень хорошо понимаю маму.

— А в седьмом классе нас в первый же день повели на экскурсию в музей естественной истории. Там оказалось ужасно интересно. Гораздо интереснее, чем в школе. И я решила там остаться. На весь год. Изучала там всяких животных, современных и ископаемых. Ну и учебники там же, в музее, выучила — дней за пять. А мама мне туда пирожки носила. И когда учителя пришли пятёрки ставить, я с ними пирожками поделилась.

— Прямо в музей пришли?

— Ну да. Но в восьмом классе я опять в школу отправилась, как положено! И тут в меня Толик Тимофеев влюбился. Это был настоящий кошмар. Он все переменки ходил за мной и нудил: «Нелька, а хочешь, я директора за нос укушу? А хочешь, я муху проглочу? А хочешь, я кому-нибудь в лоб дам?» И на уроках покоя не было. Он мне всё время записки передавал: «Хочешь, я в лампочку выстрелю?», «Хочешь, я географичкину сумку спрячу?», «Хочешь, я в столовке всю посуду перебью?» А на перемене опять начиналось: «Хочешь, я Пушкину кисель на башку вылью?», «Хочешь, я на парте твой портрет нацарапаю?» И когда он спросил: «Нелька, хочешь, я в окно выпрыгну?» — я не выдержала и сказала: «Нет уж, лучше я сама выпрыгну!» И выпрыгнула.

— Ой!

— Да это на первом этаже было. Я выпрыгнула и домой пошла. Ну и не вернулась уже. А дальше всё как обычно было.

— И в девятом тоже?

— Нет, девятый класс я проспала.

— Проспала первое сентября?

— Да нет, весь год почти. Так мне вставать лень было! Зато в конце года проснулась бодрая такая! И побежала в школу сдавать экзамены.

— И, конечно, всё на пятёрки сдала, — уточняет папа.

— Само собой! Да они ерундовые были. Зато в десятом классе мне тяжелее всего пришлось. Меня посадили с Валькой Балабиной, а она на уроках беспрерывно ела — пончики там всякие, кексы и даже бутерброды с колбасой. И так это всё пахло, что я от запаха начала толстеть. За три урока поправилась на сорок восемь килограммов, и меня срочно отправили домой: побоялись, что после четвёртого урока уже не смогут меня в дверь выпихнуть. По дороге из школы я стремительно худела и под конец стала такая лёгкая, что последние метры уже не шла, а летела. И дома ещё несколько дней под потолком болталась, и мама мне туда пирожки подавала — откармливала меня. Ну и учебники я, как обычно, почитала, прямо под потолком, а когда спустилась, учителя пришли, и я им всё ответила.