Брат, которому семь - Владислав Крапивин Страница 16

– Эй ты, сквозняк несчастный!

Шуршун замолкал, услышав такие оскорбительные слова, а потом ещё громче выл от возмущения…

Однажды зимой Алька, Женька и Валерка шли из школы. Вернее, шли только Валерка и Алька. Они тянули за верёвочку санки. На санках сидела Женька и держала три портфеля: свой и мальчишек. Они возвращались с урока физкультуры. Урок у первоклассников был весёлый: соревновались в парке, кто дальше всех съедет с горы.

– А Валерка ехал-ехал да как головой в сугроб вр-режется! – вдруг вспомнил Алька.

Валерка сразу засмеялся. Он любил смеяться. А Женька хохотала так, что рассыпала портфели и сама свалилась на бок.

Шуршун терпеть не мог, когда кто-нибудь весело смеялся. Кроме того, он давно хотел отомстить Альке и Женьке за насмешки. Он полетел к котельной, поднял там с земли несколько крошечных острых угольков, смешал их со снежной пылью и понёс навстречу ребятам.

Валерка, всё ещё смеясь, подставил снежному облаку лицо. Было очень приятно, когда снежинки таяли на разгорячённых щеках, А Женька не решилась подставить лицо снегу и закрылась шапкой с пушистым помпоном.

Потом они взглянули на Альку и увидели, что он совсем не смеётся. Он стоял, опустив голову, и тёр кулаком глаз.

– Ты что? – удивилась Женька.

– Соринка попала, – сморщившись, сказал Алька.

– Больно? – сочувственно спросил Валерка.

Алька не ответил. Ему было так больно, будто глаз проткнули иголкой. Слезы сами собой бежали по щекам.

– Не три кулаком, – сказала Женька. – Дай я соринку языком вытащу. Я умею.

Она была просто сумасшедшая! Алька даже подумать боялся, что кто-то может дотронуться до его больного глаза. Он его и открыть-то. никак не мог, а рука сама прижималась к лицу.

– Ну-ка, покажи, – велела Женька.

– Убирайся! – крикнул Алька. – Как дам!

Женька скривила губы и сказала:

– Недотрога! Испугался!

Алька одним глазом поглядел на санки, схватил свой портфель и трахнул Женьку. Но если смотришь одним глазом, да ещё сквозь слезы, всё кажется каким-то перекошенным. И Алька промахнулся. Он треснул портфелем не по Женьке, а по собственной ноге. А Женька отскочила и запела:

– Не-до-тро-га… Алька-каралька!

– Опять вы… – жалобно сказал Валерка. – Ну хватит вам!

Он больше всего на свете не любил, когда кто-нибудь ссорился. Сам он никогда не обижался и ссорился очень редко. Валерка был весёлым и улыбался почти каждую минуту. А когда кто-нибудь начинал ругаться, лицо у Валерки делалось грустным, будто он вот-вот заплачет.

– А тебе какое дело? – сказала ему Женька. – Ты не лезь.

Алька снова тёр глаз кулаком, но другим глазом следил за Женькой. И думал, погнаться за ней или не стоит.

Валерка взял Женькин портфель, поставил его на покрытый снегом тротуар. Алька видел, как уходил Валерка. Он тащил санки, будто они были тяжёлые-тяжёлые. А на санках лежал только один Валеркин портфель.

Дома Алька долго промывал глаз водой, и соринка, наконец, выскочила. Но настроение всё равно было плохое. Он сел готовить уроки и даже решил два примера, но потом бросил ручку. Делать домашние задания один он не привык.

Алька вспомнил, как Валерка тащил на санках свой портфель, и ему стало совсем грустно. Даже злость на Женьку пропала. Он походил по комнате, потом натянул пальто и шапку и выскочил на улицу.

На улице он сразу увидел Женьку. Она шла в ту сторону, где стоял дом Валерки.

Пошёл и Алька.

Они шли по разным сторонам тротуара и делали вид, что вовсе не знают друг друга. Потом Женька протянула, будто сама с собой разговаривала:

–А я к Валерику пошла, во-от…

– Больно ты ему нужна! – не оборачиваясь, сказал Алька.

– Я у него задачник забыла, – проговорила Женька, разглядывая на ходу небо с клочковатыми облаками.

– А я..: я тоже забыл… – Но Алька так и не придумал, что он забыл у Валерки. И решил больше с Женькой не разговаривать.

Только как-то так получилось, что шагали они уже не по разным краям тротуара, а посередине, совсем близко друг от друга.

– Соринка-то всё ещё сидит в глазу? – тихо спросила Женька.

– Выскочила, – вздохнул Алька и зачем-то потёр глаз кулаком.

– Не три варежкой, – строго сказала Женька. – Натрёшь – ещё пуще болеть будет.

– Да уже не болит, – сказал Алька. – Это я так.

Они поравнялись со старым домом, и Алька грохнул кулаком по ржавой трубе.

– Это всё из-за него.

– Из-за Шуршуна?

– Конечно, – смущённо сказал Алька. – Это он соринку мне в глаз запустил.

– Вот вредняга! – посочувствовала Женька. – Запереть бы его тут.

Оба поглядели на трубу.

– Как его запрёшь? – сказал Алька. – Это всё-таки ветер.

– Сделать деревянную затычку, – развеселилась Женька. – Сделать вторую. Внизу трубу заткнуть и вверху…

– А на боках у трубы вон сколько дыр.

– Да-а…

– Ну его, – махнул варежкой Алька. – Всё равно соринки уже нет. Ничего у него не вышло.

Шуршун в трубе тихо завыл от досады. А они зашагали быстро-быстро, чтобы поскорей прийти к Валерке, который, наверно, совсем загрустил один.