Сердце на Брайле - Паскаль Рютер Страница 16

Я помчался домой, бережно неся в руках этот мешочек перьев, внутри которого едва трепыхалась жизнь. Не очень верилось, что птицу удастся спасти. О дроздах я почти ничего не знал, но мне показалось, что этот парень ужасно мучается.

Этьен и Марсель давно меня ждали, но я всё равно нашел время, чтобы уложить моего найденыша в коробку из-под обуви, постелив на дно немного ваты, смочить хлебный мякиш в молоке и предложить несчастному. Но он ничего не проглотил. Этьен и Марсель уже приготовили свои инструменты и коротали время в мастерской за разговорами с папой, который копался в моторе «панара». С видом настоящего профессионала отец рассказывал им о машине, держа в руках стержень тарельчатого клапана, – так он очень походил на короля со скипетром. В некотором роде короля «панара».

– А вот и ты! Опаздываешь! Мы уже собрались уходить!

Я сообщил им, что меня задержала история с дроздом, но они лишь посмеялись над моим сочувствием к животным, вспомнив про лягушек. Я попытался как-то втянуть приятелей в миссию по спасению птицы, спросив, почему та ничего не ест.

– Наверное, объявила голодовку, – ответил Этьен.

Не очень убедительно.

Отправившись за старой электрогитарой, я как смог ее настроил – ми, ля, ре, соль, си, ми, примерно так, – да и вообще это не важно.

Этьен сочинил новую мелодию, а я придумал слова. Мы начали репетицию, но играли как-то совсем невпопад. Я весь размяк, и мне казалось, будто я держу в руках коленчатый вал, а не музыкальный инструмент. Этьен с Марселем тащились от результатов на все лады, ничего не замечая. Ну да, в отличие от меня, их музыкальным и эстетическим образованием никто в последнее время не занимался. Мы закончили запись, которую собирались отправить в разные студии. Больше всего я боялся, что братья разболтают о группе в школе. Насколько же я опущусь тогда в глазах Мари-Жозе? Я предпочел бы отрезать себе руку, чем прикоснуться к инструменту при ней. Поэтому и пришлось сказать Метро, чтобы те не болтали в школе о нашей псевдомузыкальной деятельности, а то типа нам начнут завидовать. Они со мной, правда, не согласились, потому что им очень хотелось выступить на школьном празднике перед зимними каникулами.

– Понимаешь, – заявил Этьен, – нет ничего лучше музыки, чтобы поразить девчонок!

Когда мы вышли из мастерской, уже стемнело и порядком похолодало, небо было усыпано звездами. Я подумал, что Мари-Жозе наверняка до сих пор пиликает на своей виолончели, и мне почти захотелось пойти послушать ее в консерваторию. Я сказал Этьену и Марселю, что мне надо повторить геометрию, потому что завтра нас ждет контрольная про конусы, пирамиды, шары и всякое такое.

– Да плевать нам как-то на конусы и пирамиды, – ответил Марсель, – и на хромую училку тоже. Как-нибудь мы отберем у нее костыли, чтобы вырезать из них дудки, и тогда она точно до нас не доберется…

Этьен расхохотался, а я пожал плечами.

– Ничего вы не понимаете: не так-то весело носить мертвого ребенка в правой ноге.

Они вытаращились во все глаза. Ребята ничего не поняли, и я теперь выглядел в их глазах полным придурком, поэтому еще больше восхитился моим дорогим египтянином, который когда-то отлично сообразил, что я хотел этим сказать.

Затем Метро объяснили, что им всё равно коллеж до лампочки, поскольку они уже нашли свое призвание. Один знакомый птицевод рассказал им, что так и не удалось изобрести машину для вырезания филе из куриных тушек. Поэтому резчики филе всегда пользуются спросом. В целях экономии времени предприятия помещают тушки на конвейер: правши вырезают филейную часть тушек слева, а левши – справа. Так вот, оказывается, предприятиям не хватает левшей, им даже больше платят. А Этьен с Марселем оба левши. С тех пор как они узнали о подобной возможности, совершенно забросили учебу. Их оценки за первый триместр оказались еще хуже, чем в прошлом году.

– Нас уже ждет карьера!

Мне показалось, что их амбиции оставляют желать лучшего, а я наконец-то начал подниматься со своего дна. Что касается амбиций, когда-нибудь, возможно, они и у меня появятся. Хотя бы одна. Они укатили на мопеде в ночь. Отец обводил объявления в своем журнале. Я уселся на край дивана и окинул папу внимательным взглядом. Впервые мне пришла в голову мысль, что глаза его угасли, а лицо погрустнело. Я подумал, что теперь мой черед защищать его – но от чего? Первый раз в жизни я почувствовал себя сильным и уверенным, а все вокруг показались чуть слабее, чем раньше. Не так уж это приятно, как я себе представлял. Мы вовсе не ощущаем себя сильнее, осознав хрупкость кого-то из близких.

Я включил радио и прослушал новости: авиакатастрофа, пилот и второй пилот поругались из-за стюардессы, а та не смогла выбрать кого-то одного. В итоге самолет вошел в штопор и рухнул. Папа объявил решительным тоном:

– Какие придурки!

И закрыл журнал. Я пошел посмотреть, как там мой дрозд. Осторожно взвесив птицу в руке, я понял, что она по-прежнему тяжелая, – плохой знак. Тем не менее, положив руку на перья, я почувствовал, что птаха дышит. Вокруг клюва я разбросал хлебные крошки, и мне даже показалось, будто дрозд попытался улыбнуться.

Пришел отец и увидел мою спасательную операцию.

– Папа, а у тебя были животные в детстве?

– Когда мне было двенадцать, отец принес домой щенка: кто-то из его клиентов оставил… К тому времени как я встретил твою маму, пес уже совсем постарел… Да и не любила она животных, по большому счету, знаешь… особенно дряхлых… Пришлось выбирать между собакой и твоей мамой…

– А потом она тебя бросила…

Наверняка в тот момент он научился любить животных и сочувствовать им.

* * *

Тем же вечером я попытался подготовиться к математике, но было сложнее, чем обычно, потому что такую задачу мы с Мари-Жозе днем не решали.