Мила Рудик и Чаша Лунного Света - Алека Вольских Страница 15

— Сюда, — сказала она, и, остановившись в стороне, они вместе с Милой устроились на небольшом пригорке.

Наблюдая за людьми, которые охотно общались друг с другом и делились самыми разными историями и впечатлениями, Мила сделала вывод, что все чего-то ждут.

— А чего они… и мы… ждем? — спросила она у Акулины.

— Когда откроется посольство, конечно. Чего же еще? — ответила та и посмотрела на часы. — Сейчас без пяти восемь, а они работают с восьми, так что ждать осталось недолго.

Мила не могла понять, о каком посольстве идет речь, потому что кроме деревьев вокруг поляны и холма ничего не было. Она только хотела спросить, где находится это посольство и что оно собой представляет, как рядом раздался голос:

— Доброе утро, госпожа Варивода! Я и не знал, что у вас есть дочь.

К ним подошел неопрятный человек маленького роста в больших солнцезащитных очках, абсолютно прозрачных, и в потертом дорожном костюме, брюки которого были ему явно велики и волочились по траве. Одну руку у него оттягивал громадный чемодан, в другой была клетка, прикрытая черной накидкой, а сзади, на тележке, своим ходом подкатился большой чугунный котел.

— Здравствуйте, Ардальон, — ответила Акулина. — Это Мила. К сожалению, она не моя дочь. Я… а-а-а… за ней присматриваю.

Акулина ласково улыбнулась Миле.

— Мила, познакомься — это профессор Корешок, — представила Акулина и, наклонив голову, заинтересованно спросила: — Кстати, Ардальон, а что это у вас в клетке?

Профессор оживился и воскликнул:

— О! Это нечто! Поверьте мне — это нечто! — он снял с клетки накидку, и Мила увидела спящего внутри ящера. Он еле помещался в клетке и лежал, свернувшись калачиком. Когда профессор снял накидку, ящер открыл глаза и зашевелился.

— Это тропическая игуана, — представил профессор с явным удовольствием. — Я ее приобрел во время путешествия на остров Мадагаскар. Правда, их запрещено вывозить без разрешения, так что пришлось наслать обманные заклинания минимум на десяток служащих таможен, чтоб все принимали ее за хомячка. И вот — полюбуйтесь!

— Э-э-э… — озадаченно промычала Акулина. — Простите, профессор, а зачем она вам понадобилась?

Профессор выпучил глаза.

— Как! Вы не знаете? — Он немного растерялся и задумчиво поправил очки. — А впрочем, да, конечно, откуда вам знать.

Мила краем уха слушала разговор и с большим интересом разглядывала тропическую игуану, которая испуганно сжалась в клетке и беспокойно смотрела по сторонам.

— Я очень давно пытаюсь создать такое зелье, с помощью которого можно было бы вырастить крылья у любого животного и даже у человека. И вот наконец я что-то такое создал. Это не просто ящер, дорогая госпожа Варивода, это, видите ли, экспериментальный ящер.

— А что представляет собой ваше зелье? — спросила Акулина.

Профессор Корешок замялся, беспрерывно кивая головой, прощелкал языком что-то вроде «та-та-та» и только потом ответил:

— Не поймите меня неправильно. Не то чтобы я не хотел раскрыть профессиональный секрет. Просто эксперимент еще не совсем готов и не хотелось бы опережать события, — витиевато объяснил он, но Миле показалось, что он удачно отвертелся.

— Могу только сказать, — продолжал профессор, — что в зелье использована слюна страуса-нанду, поскольку обязательно нужен был какой-нибудь птичий компонент. Все-таки суть эксперимента — способность к полетам.

Мила хотела спросить, почему именно страуса, ведь он не умеет летать, но профессор уже увлеченно демонстрировал пробивающиеся на спине ящера маленькие, хрупкие крылышки с тонкими, прозрачными перепонками.

— И когда же он сможет летать? — спросила Акулина с явным интересом.

Профессор Корешок уже открыл рот, чтобы ответить, как на поляне вдруг началось заметное оживление. Они повернулись, и тут Мила заметила странную вещь на вершине холма: корни и коряги стали расползаться по траве в разные стороны. Теперь они напоминали уже не обездвиженных, а извивающихся змей. Скользя из стороны в сторону, они исчезали в земле, а следом за ними зашевелилась трава. Травинки, как скользкие спагетти сквозь дуршлаг, затягивало в землю, и скоро вместо травы у подножия холма показалась квадратная деревянная дверь с большим стеклянным глазком и металлической ручкой в виде головы какого-то странного существа.

В следующее мгновение дверь открылась и люди, толпившиеся на поляне, один за другим начали исчезать в квадратном дверном проеме. Туда же вместе с ящером и котлом поспешил профессор Корешок.

— Ну вот, — сказала Акулина, придирчиво оглядывая Милу и поправляя ей волосы. — Тебе пора.

— Мне? — Мила растерянно заморгала. — А разве ты… Ты со мной не пойдешь?

— А-а-а… нет, — взволнованно вздохнула и улыбнулась Акулина. — Нет, ты пойдешь одна. Мне жаль, но я не могу составить тебе компанию, мне нужно вернуться назад. Но ты не переживай — все будет в порядке.

— Угу, — промычала Мила. Она все-таки немного волновалась, но знала, что без колебаний зайдет в эту квадратную дверь. Что бы там ни было, а назад она не вернется. А если нет выбора, то нет и сомнений. — Тогда я пошла.

— Постой, — остановила ее Акулина и сконфуженно улыбнулась, доставая что-то из кармана, — совсем забыла: когда попросят предъявить документы, покажешь приглашение. Этого будет достаточно. И вот еще…

С этими словами она протянула Миле сложенное вчетверо письмо и несколько золотых монет с большим «Т» на лицевой стороне.

— А зачем деньги? — спросила Мила, опуская письмо в карман.

— Тебе нужно будет приобрести билет, — пояснила Акулина.

Мила кивнула в знак того, что поняла.

— Ну, Мила, всего тебе хорошего, — Акулина крепко обняла ее напоследок. — Я уверена: тебе там понравится.

Мила не стала спрашивать, где «там» — все равно скоро сама узнает. Она сказала Акулине «до свидания» и повернулась к открытой двери. Пока Мила прощалась с Акулиной, толпа в дверях рассосалась и Мила входила в посольство последней. Согнувшись, она нырнула в квадратный проем. Внутри было темно, и Мила остановилась, ступив лишь пару шагов и не решаясь идти дальше. Но оказалось, что темно было лишь по сравнению с дневным светом. Очень быстро Мила привыкла к тусклому освещению и поняла, что стоит на вершине лестницы, круто уходящей куда-то вниз. На каменных стенах висели многочисленные факелы, освещая ступени, и Мила начала спускаться.

Поначалу она только и делала, что смотрела под ноги: спуск был очень крутой, Мила боялась оступиться и скатиться с лестницы. А так как она понятия не имела, где заканчивается лестница, то боялась еще больше оттого что лететь, возможно, придется долго. Очень скоро она поняла, что лестница и впрямь нескончаемая. Она пожалела, что не поторопилась и не пошла вместе со всеми: идти и слушать на ходу чьи-то разговоры было бы интереснее. А так все, что она слышала, — это далекий топот внизу и иногда тихое шипение просмоленной пакли на факелах, а еще эхо собственных шагов, улетающее туда, откуда Мила пришла.