Отключай  - Ребека Уна Страница 14

– Ты хочешь, чтобы я извинился?

Понимаю, что не знаю толком, чего хочу. Мне достаточно того, что я его увидела. И надо идти, пока никто из руководителей не заметил.

– Я ее поднял. Не удержался, – говорит он.

Вот это новость. Этого мне Ина не рассказывала. Вернее, она мне соврала.

– А… – Больше мне прибавить нечего.

Итра молчит и снова отворачивается к окну. Он понял, что я не сержусь. Однако я вспоминаю вкус крови и чувствую, что должна кое-что ему сказать. К тому же Итра намного младше меня.

– Знаешь, – говорю ему строгим тоном, – чтобы больше никаких таких игр.

Он кивает. Только теперь мне приходит в голову, что это Ина прислала Итру объясняться. Наверное, чувствует себя виноватой, мне же из-за их игры пришлось кровь глотать.

Выхожу во двор, сажусь на лавочку. На территории школы я могу посидеть, не боясь привлечь внимание санитаров. Думаю про Итру. Про то, какое у него лицо. Он такой живой, и мы с ним друг друга понимаем. И он похож на Алу. Волосы слегка вьются, щеки розовые, и глаза совсем как у Алы, рыжевато-горчичного цвета. Но Але нравятся бирюзовые глаза, в будущем она такими и обзаведется.

Выглядит как Ала, а настолько несовершенный. Мне становится смешно от этой мысли.

* * *

Сегодня я снова иду к Дане. Теперь я применяю терапию, мысленно дроблю тексты и больше не роюсь в старье. На следующий день после терапии я и двух страниц из бумажной книги прочитать не смогла. Чувствовала дискомфорт – и текст показался мне слишком длинным, и читала я слишком медленно. Так что разговор с Даной мне точно не повредит, к тому же я обещала разобраться в составе ее нового лекарства.

– Мне тоже предлагают терапию, – говорит Дана. – Или даже операцию.

Она сидит на том же месте, что и раньше, в самом дальнем углу комнаты. Усаживаюсь на край кровати в противоположном углу, поближе к двери.

– Хорошо, – говорю я.

Еще немного поговорив, мы обе отключаемся. Я хочу кое-что у нее спросить.

– Дана, вы можете мне объяснить…

– Если только сумею.

Она не интересуется, почему бы мне не спросить об этом у мамы. Дана вежливая, как и девяносто девять процентов нашего населения.

– Вам когда-нибудь приходилось иметь дело с кровью? – Я стараюсь говорить как можно нейтральнее.

– Много раз, – пожав плечами, отвечает Дана. – Что тут особенного.

– А знаете, какая она на вкус? – Не могу заставить себя прямо спросить, пробовала ли она кровь.

– Само собой, – говорит она. – Ведь сколько мы падали, коленки себе разбивали. Слюна хорошо дезинфицирует, ничем брызгаться не надо. И подорожник хорошо кровь останавливает.

Дана не меньше минуты объясняет, как выглядит подорожник, а я мысленно пытаюсь нарисовать полосатый листик.

– Долгонько ты у меня не была, – говорит она.

Я киваю.

– Ходила на терапию. Дали терапевтические упражнения, – объясняю ей.

– Та-а-ак. Мне тоже надо делать упражнения.

– Нетрудные, – говорю я и вспоминаю, как один пациент во время терапии признался, что любит картошку – как и Дана.

– И что ему велели делать? – интересуется Дана.

– Не велели, а посоветовали.

– Что посоветовали?

Рассказываю.

– Наверное, я отложу терапию, – помолчав, говорит Дана.

– Один человек отказался от терапии, – говорю я. – Прямо там.

– Видишь, как бывает.

– Его увели. Что-то случилось.

Рассказываю, Дана куда-то пристально смотрит.

– Наверное, у него какой-нибудь орган отказал. Может, мозги.

У меня в голове опять начинают шелестеть страницы старых книг, спешу мысленно их раздробить. Я научилась даже нарезать их по строчке – сокращаются целые предложения.

– Но придется, придется, – говорит Дана.

– Вам требуется терапия? – спрашиваю я.

– Может, даже больше. В последнее время я с трудом засыпаю. Мне снятся старые времена. Сплошь. – Дана ненадолго умолкает. – Даже когда днем вздремну в кресле.

Понятно. Это уже серьезно. Я слышала, что людям, которых мучают цветные сновидения, предлагается сократить время сна, вместо того чтобы спать – только дремать. Однако если сновидения и тогда посещают…

– Может быть, решусь на операцию, – вздыхает Дана. – Еще не знаю.

И тут я понимаю, что не хочу, чтобы Дана решилась на операцию. Ясно, что неприятно, если терзают сновидения, но…

– Мне хорошо, когда снятся сны, – говорит Дана. – Хорошо, – повторяет она и начинает напевать, сложив руки на коленях. – Как будто я снова живу. Не я, но словно бы и я. В совсем другом мире, – усмехается она. – Так и время быстрее пролетает.

– Вы сказали об этом работникам? – вдруг соображаю я. – Не говорите. – Я почти умоляю ее. – Не говорите, что видите эти сны.

– Сказала. Не подумала. Они выписали лекарства. Тадас и Рита все расспрашивают, когда ко мне приходят.

– Не говорите больше Тадасу и Рите. – Сама не знаю, почему прошу об этом.

Дана пожимает плечами:

– Они видят, что мне нехорошо. С температурой уже несколько месяцев неладно.

Дана заменила себе почти все органы. Остались только мозг и глаза. Незрячие глаза.

Может, эти старые мозги уже работают не так, как надо, рядом с новыми органами. Дане и плазму переливали, и кровь, все не по одному разу. Надеялась, что это поможет, так она мне сказала.

– Расскажите мне свои сны, – говорю я Дане, и мне совсем не стыдно.

Мне ничто не может повредить, уверяю я сама себя. Я овладела методом дробления, я превращу все в современные позитивные образы, и, когда вернусь домой, температура будет нормальная. Эврика: воспользуюсь терапевтическим методом в собственных целях! Это будет perfecto – отлично, сказала бы Ала.

– Вам не надо волноваться из-за своих снов, – уверяю я Дану. – Когда расскажете их, может, будете спать спокойнее.

– Зачем они тебе понадобились? – спрашивает Дана.

Тогда я говорю, что меня влечет прошлое. Прекрасно знаю, что те времена не вернутся, но думаю, что для всестороннего образования требуется разнообразный опыт. Сначала говорю несмело, потом все больше сама начинаю в это верить. Когда я умолкаю, Дана таращится с глупым видом, даже поднимает руку и хватает себя за волосы.

– Эх. Ну да, ну да, – говорит она и вздыхает, потом усмехается. – Давай согрешим. – И лукаво мне подмигивает. – Пожарим картошку, поедим, и я расскажу тебе один сон.

* * *

Во сне Дана всегда видит себя в движении. Она никогда не сидит и не стоит на месте. Может быть, ее подсознание хочет сгладить ужасную разницу между нашим временем, когда любое бесцельное движение считается порочным, и прошлым, когда она, как ветер, носилась по полям, не боясь наступить ни на какие линии разметки.