Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский Страница 14

В конце коридора показались Погосян и Екатерина Васильевна, но хранитель ещё не заметила их и продолжала тихим грудным голосом:

– Живопись сама по себе – это общение. Навсегда прерванный, застывший разговор, к которому ты возвращаешься из года в год. И ведь сколько тайн, недосказанности таят эти полотна! Как и ваша картина.

Последнее замечание оказалось неожиданным. Елена Яковлевна знала о картине, которую Екатерина Васильевна привезла в Русский музей. Собственно, тут не было ничего странного. Погосян, попросив хранителя подготовить две другие работы Берга, вполне мог рассказать ей о занимательном двухслойном полотне, однако Ане отчего-то стало не по себе.

Елена Яковлевна заметила Андрея Ашотовича и больше не произнесла ни слова.

Погосян коротко справился у хранителя о поведении её подопечных, будто речь шла о непоседливых школьниках. Впрочем, тут же, не дождавшись ответа, повёл всех смотреть «Смолянок» Дмитрия Левицкого, которые, по его заверениям, в своё время так любила Екатерина Васильевна.

«Смолянки», давно отреставрированные, но так и не возвращённые на экспозицию, стояли в одном из коридоров и были едва различимы в полумраке. Выяснилось, что рубильник там не работал больше месяца, так что рассматривать их пришлось в свете телефонов.

Екатерина Васильевна, вопреки словам Погосяна, полотнами Левицкого не заинтересовалась. Она выглядела растерянной, но о причинах своего настроения рассказала только вечером, на кухне в хостеле.

Остановились на Невском проспекте, на последнем этаже эклектичной пятиэтажки неподалёку от Аничкова моста. Это был обычный хостел – из тех, что предлагают койки в двух-, четырёх- и восьмиместных номерах, выставляют на кухне бесплатные пакетики дешёвого чая, вроде «Принцессы Нури» или «Великого тигра», и держат на входе бесконечное количество давно запылившихся и отчасти устаревших рекламных брошюр.

– Пока всё запутано, – объяснила Екатерина Васильевна, раскладывая по тарелкам только что пожаренные котлеты-полуфабрикаты. – Картины этого Берга… Их там две. Обе небольшие. Масло и холст. И они в самом деле похожи на «Особняк». Та же манера, те же приёмы. У них даже небо почти одинаковое. А главное, подписи похожи, только они плохо читаются, картины давно не реставрировали.

– Так это хорошо, – неуверенно сказал Дима, загружавший фотографии со своей шпионской ручки в ноутбук.

– Да. Но по документам получается, что Берг ни разу не выезжал из Петербурга. И ещё молодой погиб при пожаре где-то на Выборгской стороне. Сохранилась заметка из «Санкт-Петербургских ведомостей». Тогда погибло шесть человек. Среди них – художник Александр Берг, успевший запомниться своим талантом, любовью к архитектуре, ну и всё в таком духе.

– Да… – Аня вздохнула.

Тем временем Максим молча ковырял котлету. Несмотря на старания Екатерины Васильевны, ужин вышел невкусный. Аня жалела, что нельзя прогуляться до какого-нибудь кафе. Она могла бы заплатить за четверых или сходить вдвоём с братом, но боялась, что Максим и его мама обидятся.

– Невозможно отследить все перемещения человека, – промолвил Максим. – Тем более в конце восемнадцатого века. Ничто не мешало ему на пару месяцев съездить в Москву. Сделать набросок, а в Петербурге закончить работу.

– Может быть, – согласилась Екатерина Васильевна. – Но это не всё. Вот, посмотри, – она протянула сыну репродукцию Берга и современную фотографию того же особняка. – Видишь?

Аня пересела поближе к Максиму, чтобы понять, о чём речь. Даже Дима отвлёкся от ноутбука и с интересом поглядывал в их сторону. На кухне никого больше не было, так что разговаривать им никто не мешал.

– Особняк за два с половиной века изменился, – наконец сказал Максим. – И что?

– Он не просто изменился. Всё это время его достраивали и перестраивали. В двенадцатом году он вообще сгорел.

– Тысяча восемьсот двенадцатом? – уточнил Дима.

– Да. И после пожара особняк полностью восстановили. Заодно приделали к нему мезонин и портик с колоннами. И флигели достроили до двух этажей.

– Всё верно, – кивнула Аня, – на картине ни мезонина, ни колонн. И флигели одноэтажные.

– То-то и оно! Флигели! – Екатерина Васильевна до сих пор даже не притронулась к ужину. – Достроили их только после пожара. Но во времена Берга их вообще не было! Ни двухэтажных, ни одноэтажных – никаких! Флигели заложили уже после смерти Берга, когда дом перешёл к Архарову.

– Архаров? – удивился Дима. – Тот самый, от которого пошли архаровцы?

– Да, Дима, тот самый знаменитый московский полицмейстер.

Екатерина Васильевна ответила спокойно, но в её голосе чувствовалось напряжение, и Дима поник. Ане стало жалко брата, который слишком часто говорил невпопад и совсем не умел молчать, когда этого требовала ситуация.

– Может, Берг где-то перед смертью увидел планы? – предположила Аня. – Узнал, что там появятся флигели, и решил предвосхитить их строительство?

Екатерина Васильевна ненадолго затихла. Затем бросила Максиму неуверенное:

– Ну, как котлеты?

Максим промолчал.

– Ясно, – Екатерина Васильевна усмехнулась, после чего отодвинула от себя тарелку и вновь раскрыла папку, из которой раньше достала репродукцию «Особняка» и современную фотографию. – Вот. У меня тут все документы. Архаров купил особняк на аукционе от московского магистрата. Тогда особняк находился по адресу Четырнадцатая часть Земляного города, приход церкви Воскресения Христова.

– Раньше были такие адреса? – не сдержался Дима.

– Да, – кивнула Екатерина Васильевна. – Идём дальше. В тысяча семьсот восьмидесятом году по заказу Архарова архитектор Семён Карин составил план.

Максим взял протянутую ему копию документа.

– «План дворам его превосходительства господина генерал-майора московского обер-полицмейстера и кавалера Николая Петровича Архарова», – прочитал он вслух.

– Это из отдела письменных источников Исторического музея. Видишь, тут подписано. Фонд четыреста сорок четыре, дело девятьсот сорок шесть, лист триста тридцать три.

– Большой там архив.

– Посмотри на план. Никаких флигелей! Вот двухэтажные каменные палаты, то есть сам особняк. Вот деревянная конюшня, каретный сарай, амбар для ссыпки хлеба, деревянные пристройки для конюхов и прочей прислуги, – Екатерина Васильевна, подойдя к сыну со спины, пальцем указывала на обозначенные и подписанные в плане строения. – И только под конец восьмидесятого года Архаров снёс все деревянные дома и заложил основу каменных флигелей.

– Пока не вижу ничего странного, – признался Максим.

– Ну, во-первых, сам вид на особняк у Берга довольно странный. Дом в таком ракурсе нельзя было увидеть. Потому что Архаров обнёс территорию каменной оградой. То есть тут, – Екатерина Васильевна ткнула в репродукцию, – должны быть высокие ворота, за которыми с этой точки сам особняк разглядеть невозможно.