Энни из Грин Гейблз - Люси Мод Монтгомери Страница 14

По причинам, хорошо известным лишь ей одной, Марилла не говорила Энни о том, что её оставляют в Грин Гейблз, до двенадцати следующего дня. Утром она надавала девочке всяких поручений и бдительно следила за тем, чтобы та их добросовестно выполняла. К полудню она решила, что Энни неплохо потрудилась и была послушной, проявляла рвение в работе и быстро всему училась. Её серьёзным недостатком оказалась тенденция впадать временами в мечтательное состояние, прямо в процессе работы, и забывать обо всём, пока её не возвращали к реальности замечание или разбитые тарелки…

Когда Энни вымыла посуду, она вдруг обратилась к Марилле с таким выражением на лице, что ясно было, что ничего хорошего в ответ девочка не надеется услышать. Её тоненькое тело всё дрожало с головы до пят; лицо вспыхнуло, а глаза расширились и стали совершенно чёрными от ужаса… Она до боли сжала пальцы и произнесла умоляющим тоном: «О, пожалуйста, мисс Катберт, не скажете ли вы мне сейчас, каково ваше решение? Вы оставляете меня или отсылаете? Я всё утро старалась быть терпеливой, но чувствую, что уже не в состоянии терпеть дольше неведение. Это – ужасно! Пожалуйста, скажите мне всё!»

– Вы не отстирали ещё посудное полотенце в чистой горячей воде, как я просила вас, – безапелляционно сказала Марилла. – Ступайте и сделайте это, Энни! Все вопросы – после.

Энни бросилась исполнять задание и затем вернулась, чтобы вновь не отрывать умоляющего взгляда от лица Мариллы.

– Ну, – начала Марилла, не находя больше причин, чтобы оттягивать прямой ответ. – Полагаю, теперь нужно вам сказать. Мэтью и я решили оставить вас, при условии, что вы постараетесь стать хорошей и примерной девочкой. Что, детка, что стряслось?

– Я плачу, – сказала смущённо Энни. – Я и думать-то сейчас не в состоянии! Сама не помню себя от радости! Но радость, – не то слово! Я была рада, увидев Белоснежный Путь и цветение вишен, но это… Это больше, нежели просто радость! Я так счастлива! Постараюсь быть как можно лучше. Да, мне работы над собой – непочатый край. Миссис Томас всегда говорила, что я – страшно испорченная. Однако не надо же опускать руки! Но, не скажете ли вы мне, отчего я плачу?

– Это всё от возбуждения и от того, что вы извели самоё себя, – неодобрительно сказала Марилла. – Сядьте-ка в кресло и возьмите себя в руки. Боюсь, вы слишком легко то плачете, то смеётесь. Да, вы можете остаться с нами, и мы постараемся, чтобы вы исправились. Вы должны пойти в школу; однако до каникул – всего две недели, так что лучше было бы вам начать учиться с сентября.

– А как мне вас называть? – спросила Энни. – Должна ли я всегда обращаться к вам как к мисс Катберт? Могу ли я звать вас тётя Марилла?

– Нет, зовите меня просто Марилла. Меня всегда нервирует это «мисс Катберт».

– Но просто имя звучит как-то неуважительно, – запротестовала девочка.

– Если разговаривать со мной вы будете уважительно, то чего же неуважительного в самом имени? Всяк, и стар, и млад, называет меня просто Мариллой, за исключением священника. Вот он говорит: «Мисс Катберт.

– Я бы с удовольствием называла вас тётей Мариллой, – задумчиво сказала Энни. – У меня никогда не было тёти, да и каких-либо других родственников – тоже. Даже бабушки! Поэтому-то мне и кажется, что я уже принадлежу вам! Ну, можно мне называть вас тётей Мариллой?!

– Нет. Я не ваша тётя и не стоит награждать людей вымышленными именами!

– Но мы могли бы представить, что вы – моя тётушка.

– Не могу, – отрезала Марилла.

– Вы никогда не представляете себе вещей в ином свете, чем они есть? – спросила Энни, широко распахнув глаза.

– Нет!

– О, – Энни издала глубокий вздох. – Мисс… Марилла, как много вы теряете!

– Не доверяю игре воображения, столь далёкой от реальности, – возразила Марилла. – Когда Господь проводит нас через определённые обстоятельства, он ведь не требует от нас, чтобы мы впадали в иллюзии. Кстати, это всё кое о чём мне напомнило. Ступайте в гостиную, Энни, но только не наследите там и не впустите мух. Принесите мне с камина иллюстрированную «Господню Молитву». Своё свободное время сегодня вы посвятите изучению молитв наизусть. Вчера вы не произнесли ни одной из них.

– Полагаю, вчера всё это никуда не годилось, – как бы прося прощения, сказала Энни. – Но у меня… совсем не было практики. Тот, кто молится впервые и не знает толком, как это делается, уж точно наделает ошибок! До того, как лечь в постель, мне казалось, что у меня всё так замечательно получилось! Совсем, как у священников. Такая длинная и поэтичная молитва. Но, вы не поверите, проснувшись утром, я не вспомнила ни единого слова из неё! Боюсь, ничего лучше мне уже не сочинить. Почему-то всё начинает тускнеть, если остановишься хоть на секунду, чтобы поразмыслить!.. А вы этого не замечали?

– Возьмите себе на заметку, Энни: когда я прошу вас о чём-нибудь, – подчиняйтесь, а не разглагольствуйте без конца. Просто пойдите и сделайте, что я сказала.

Энни умчалась в гостиную через холл, но почему-то долго не возвращалась; после десятиминутного ожидания, Марилла отложила вязание и отправилась на поиски пропавшей без вести, придав весьма мрачное выражение своему лицу. Она обнаружила девочку неподвижно стоящей у картины, висевшей на стене, между окнами. Руки она заложила за спину, голову опустила вниз, а в её глазах отражалась сама Мечта.

Зеленоватый свет струился с яблоневых деревьев и виноградной лозы, падая на маленькую, замершую с восторгом на лице девочку, создавая какое-то полуфантастическое освещение.

– О чём вы думаете, Энни? – строго спросила Марилла.