Избранница - Майте Карранса Страница 14

— Что я такого сказала? Что с ней? Луси, что с тобой?

Марина пыталась утешить ее, однако выгодную роль официальной утешительницы тут же захватила Антавиана, грубо оттолкнув ее от Луси.

— Как ты можешь быть столь жестокой? Ты только что целовалась с ее парнем и разбила ей сердце, — подытожила коротышка просто и убедительно, в духе мексиканских телесериалов.

Марина быстро пришла в себя и расстроенно направилась к Луси.

— Тебе нравится Цицерон? — спросила она с непритворным удивлением.

В ответ Луси зарыдала еще громче.

Антавиана посмотрела на Марину с презрением:

— И ты еще станешь утверждать, что ничего не знала об этом!

Марина действительно не знала: подобная мысль ей ни разу не пришла в голову, ибо Луси была из тех девушек, которые лишены женственности: она не культивировала это качество и была безразлична к нему.

Луси принадлежала к типу бесполых зубрил, ее всегда окружали друзья или кузины, которым мир казался отвратительным, а мальчики вызывали неприязнь. Более того, Луси, не моргнув глазом, утверждала, что никогда не бреет ноги и не носит белых утяжек, чтобы подчеркнуть изгибы фигуры. Нет, Луси не могла запасть на парня!

Однако Марина внимательно оглядела ее и открыла для себя другую Луси, одетую совсем не так, как в первый день. Та нацепила безвкусные серьги, болтавшиеся в такт с ее рыданиями, надела обтягивающую майку, которая в своем вырезе бесстыдно обнажала и выпячивала значительную часть ее бюста. И какого бюста! Бюста девицы легкого поведения, сводящей парней с ума!

Марина быстро оглядела остальную часть экипировки Луси, и напрасно у нее не возникли подозрения: тушь «Римель», макияж, потерянные очки и стратегически облегающие брюки. Как она могла быть такой слепой?

— Извини, я очень сожалею, я не хотела сделать тебе ничего плохого, — пробормотала Марина, признавая свою вину.

Антавиана снова набросилась на нее:

— Ясное дело, не хотела, но все испортила. Ты хорошо знала, что этот вечер они собирались провести вместе, но тебе надо было увести Цицерона, подбить его бросить Луси и пойти с тобой. Ты эгоистка, захватчица и плохая подруга.

Луси заговорила ангельским голосом, сдерживая страсти:

— Антавиана, оставь ее. И так видно, что она ничего не знала. Я в этом убеждена.

Марина ухватилась за предположение Луси как утопающая за соломинку. В конце концов, это было чистой правдой.

— Ты слышишь? Замолчи же, Луси мне верит!

Антавиана гнула свою линию:

— Ха! И это я должна замолчать!

Луси, как всегда, казалась воплощением доброты и примиряюще заявила:

— Пожалуйста, оставь нас наедине!

Антавиана протянула ей бумажную салфетку, в знак солидарности пожала руку и, с презрением взглянув на Марину, вышла.

Когда они остались одни, Луси вымыла лицо холодной водой и вздохнула:

— Как жаль, извини, меня подвели нервы. Мне не хотелось, чтобы ты об этом узнала, но Антавиана проявила инициативу, а я не сумела остановить ее.

Марина почувствовала себя несчастной, чужая боль задела ее, а искреннее горе задело еще больше.

— Я очень сожалею, правда. У нас с Цицероном ничего нет, клянусь тебе.

Однако Луси вздохнула:

— Это не имеет значения, со мной всегда происходит одно и то же.

— Что именно?

— Если мне нравится какой-нибудь парень, я ему не нравлюсь.

Марина постаралась проявить дружелюбие:

— Я думаю, что ты ему очень нравишься.

Луси улыбнулась сквозь слезы:

— Не пытайся ничего изменить, Цицерону нравишься ты.

Марина никак не ждала такого поворота, она стала все отрицать, но не с таким рвением, как в автобусе. Она попробовала отказаться от Цицерона.

— Клянусь тебе, я ничего не нахожу в этом чудаке, то есть ничего привлекательного, — заявила она, забыв о том, что потеряла сознание, целуясь с ним. Когда она вспомнила о своем порыве страсти, у нее вдруг запылали щеки.

— Я тоже не вижу в тебе ничего привлекательного, — вдруг обронила Луси без всякой злости.

Марина робко кивнула в знак согласия.

— Иногда кажется, что твоя голова набита опилками, а сегодня ты выглядишь просто смешно. Я вот только сейчас заметила, что у тебя почти совсем нет бюста. Что мог Цицерон найти в тебе? Не понимаю, у тебя, возможно, в детстве что-то случилось, травма или еще что, кто его знает. Но Цицерон тебя целовал, это точно. И не вздумай отрицать!

Марина и не отрицала. Если честно, она не могла вымолвить ни слова, слыша, как Луси говорит об этом совершенно спокойно и искренне.

Совсем не желая задеть Марину, та хладнокровно разобрала по косточкам ее несчастья. Иначе говоря, Луси ясно разглядела, что Марина не та, за кого себя выдает. И была совершенно права. Конечно, Марина были лишь бледным отражением старшей сестры. Анхела сверкала в лучах собственного света, а она была лишь тусклой копией оригинала.

— Все произошло случайно, я не хотела целовать его, но…

Марина сама не знала, как так случилось. А сейчас, вспоминая об этом, почувствовала, как у нее кружится голова. Она предпочитала не думать о случившемся.

И тогда Луси, добрая Луси, ее нежно обняла и простила.

— Я знаю, ты больше так делать не будешь. Теперь ты знаешь, как я страдаю, и будешь держаться от Цицерона подальше. Я это знаю, потому что ты хорошая подруга, которая держит слово. Правда?

Растроганная Марина согласно кивнула и была готова расплакаться. Луси, точно солнце, озарила ее подлинную сущность, заглянула в ее душу.

— И чем он тебе нравится? — спросила заинтригованная Марина, не осмелившись сказать, что видит в Цицероне лишь сдвинутого на компах и играх чудака.

Луси вытаращила глаза:

— Он загадочный.

С этим Марина была согласна. Она ничего не знала о Цицероне.

— У него очень богатый внутренний мир, — добавила Луси.

Марина смутно почувствовала это, когда они целовались. Она почувствовала его богатый внутренний мир, но воздержалась от комментариев, которые могли бы обидеть Луси или снова заставить ее страдать.

— А под его внешними выдающимися чертами скрыты многие другие достоинства, — вздохнула та.

Марина удивилась. Вдруг окажется, что она не одна скрывается под чужим именем!

— Прежде всего, Цицерон мне нравится, потому что он очень красивый.

Луси была взволнована, у нее горели глаза, дрожал голос, пока она мысленно воссоздавала свой образ Цицерона.

— Он такой смуглый, такой худощавый, у него едва заметная кривая усмешка, такие густые и интригующие брови, что его взгляд кажется печальным. И эти глаза медового цвета, которые жгут, точно раскаленные уголья…