Дети теней - Мария Грипе Страница 14

– Она же у нас как дома…

На самом деле для вранья особых причин не было, но я не хотела, чтобы меня подвергали перекрестному допросу из-за каждой мелочи.

– Как бы то ни было, она приехала и сейчас спит в своей комнате! – сказала я, закрывая тему.

– Вот видите, – захлопала в ладоши Надя. – Я была права! Она все-таки приехала!

Все это время папа сидел, уткнувшись в свою газету. Только теперь он опустил ее и взглянул на меня. Он ничего не сказал, но в его глазах мелькнуло что-то странное. Когда мы поднялись из-за стола, я почувствовала, как он проводил меня взглядом.

Дальше так продолжаться не могло. Как только появлялась Каролина, сразу начинались неразбериха и вранье. Она не желала ничего плохого, однако ей следовало научиться уважать других. Она должна наконец понять, что ее актерские выходки и сюрпризы могут обернуться неприятностями для тех, у кого меньше любви к приключениям. Ради нее я городила одну бессмысленную ложь за другой, и мне это надоело. Но, конечно, я все равно была ужасно рада видеть ее снова!

С тех пор как она была у нас последний раз, многое переменилось. Теперь она приехала как гостья, а не как горничная. Интересно, что она чувствовала?

Мама тоже подумала об этом.

– Наверное, ей не так-то просто быть гостьей в нашем доме. Мы должны это помнить, – сказала она.

– Не беспокойся! – возразил Роланд. – Каролина не принцесса на горошине.

В этом он был прав. А мне, к сожалению, нужно было отправляться в церковь, не дождавшись, когда она выйдет. Скоро начиналась месса. Я заметила, как Надя прошмыгнула к комнате Каролины, хоть и обещала оставить в ее покое и не будить. Мама попыталась задержать Надю, но, когда я вышла на улицу, из дома уже вовсю раздавались вопли и веселый смех. Кидались подушками, не иначе!

Когда я вернулась домой, мама рассказала, что Каролина спустилась вниз, поздоровалась с ней и с папой. Но настояла на том, что позавтракает с Эстер и Ловисой, на кухне. Маму это немного огорчило.

– Стол был накрыт, мы ее пригласили, сказали, что она наша гостья, но она даже слушать не захотела!

– Не стоит с ней так носиться, – ответила я. – Пусть делает что хочет.

– Мы просто хотели, чтобы она чувствовала себя свободно.

Мама не понимала, почему в Замке Роз Каролина обедала вместе во всеми в столовой, а у нас не могла.

– Там же она никогда не ест на кухне?

– Да, мама, но все-таки есть разница. В замке Каролина никогда не была горничной. Вот в чем дело!

Мама помолчала, а потом задумчиво произнесла:

– Это ясно, но, может быть, здесь что-то еще? У нее не очень приятный взгляд, когда она смотрит на папу…

От этих слов меня бросило в жар, но я справилась с волнением и сказала:

– Что может Каролина иметь против папы? Не понимаю.

– Нет, разумеется, папа не сделал ей ничего плохого, но, возможно, это старая обида? Помнишь, Свея с Каролиной постоянно ругались из-за женского движения, которое папа не очень-то жалует? А своего мнения он никогда не скрывал.

– Да, возможно, – ответила я и заговорила о другом.

Маме проще было думать, что все дело в политике, но она была несправедлива к папе, когда говорила, что он противник женского движения. Я ничего подобного не замечала. Напротив, политика его не особенно интересовала, а его взгляд на женщин был разве что слегка консервативным. Он не возражал против того, чтобы женщины отстаивали свои права, пусть только не становятся «воинственными», как он это называл.

Вот что меня действительно беспокоило, так это поведение Каролины. Уж не надумала ли она выяснять отношения с папой?

Мама отметила, что Каролина повзрослела и, похоже, стала более уравновешенной.

– Но какая-то она грустная, тебе не кажется?

– Да нет, я не заметила.

Но мама считала, что не ошибается.

– В этом замке не слишком весело живется. Ты и сама как в воду опущенная, когда оттуда приезжаешь.

Пока я была в церкви, Каролина много чего успела. Она ворвалась в нашу жизнь, как шторм. Эстер и Ловиса были рады, что она позавтракала с ними на кухне, а Ульсен улыбалась до ушей от того, что Каролина расхвалила мое платье для конфирмации. Настроение у всех было приподнятое.

Только папа выглядел подавленно. И за завтраком, когда я рассказывала о Каролине, он непонятно смотрел на меня. Что-то витало в воздухе… Я должна была с ним поговорить.

Когда я к нему постучалась, он не сидел за письменным столом, как всегда, а стоял у окна, глядя на улицу. Казалось, он о чем-то тяжело задумался. Он стоял спиной ко мне и обернулся не сразу. Я подошла к книжным полкам – так, для предлога.

– Мне нужно посмотреть кое-что в Скандинавской энциклопедии, – сказала я, вытащив наугад один из томов.

Книги в комнате лежали повсюду. Даже на подоконнике перед папой. Он взял ближайшую и погрузился в чтение. Я поняла, что он не решается заговорить. Точно так же, как и я. Мы стояли, уткнувшись каждый в свою книгу. Но потом он подошел и как бы вскользь, через плечо, посмотрел, что я читаю. Я знала, что он это сделает! Лучшего способа поговорить с папой было просто не придумать. Ему всегда становилось любопытно, что ты ищешь в справочнике. Обычно это заканчивалось тем, что он осторожно спрашивал: «Могу я чем-нибудь помочь?»

И сейчас он тоже это сказал.

– Я просто хотела посмотреть, что здесь написано о Мартине Лютере.

– Тебе нужно узнать о нем что-то конкретное?

– Да нет, вообще.

– Тогда лучше возьми книгу с собой, прочтешь спокойно. О Лютере здесь километры статей.

– Хорошо…

Я захлопнула энциклопедию и направилась к двери.

– Не забудь потом поставить на место.

– Конечно.

Я совершенно растерялась, в голове было пусто, оставалось только уйти. И я уже взялась за дверную ручку, когда он сказал:

– Послушай, Берта…

Я сразу же обернулась. Он стоял посредине комнаты, потирая руки, как будто ему было холодно.

– Тебе холодно, папа?

– Когда долго сидишь неподвижно, всегда немного мерзнешь.

– Сказать Эстер, чтобы растопила печь?

– Да нет, я сам справлюсь. Дрова есть.

Мы помолчали. Я так и продолжала стоять в дверях.

– Хочешь, я тебе помогу?

– Спасибо, мне будет приятно.

Я отложила книгу и открыла печную дверцу. Дрова мы, не торопясь, заложили вместе, а папа поджег. Пламя занялось сразу и загудело так, что затряслись дверцы поддувала. Папа открыл их, взял кочергу и протолкнул пару поленьев подальше внутрь.