Янка - Тамара Михеева Страница 13

«У нас осталась только мама, – подумала Янка вдруг, – надо ее беречь…»

Никогда раньше она не думала про отца как про что-то невозвратное, он не был для нее потерянным навсегда. Скорее это было похоже на его командировку или их затянувшиеся каникулы. Почему же именно сегодня, когда погиб отец Таля, она вдруг ощутила, что и ее отца уже не вернуть? Раньше она только злилась на него за предательство, а сегодня – потеряла.

«Вы же с Виталиком друзья… я думала, ты сходишь, поддержишь его», – пронеслось у нее в голове. Надо идти.

Она, конечно, знала, где живет Таль. Сколько раз раньше, когда были не старше Ростика, они забегали между купаниями к ним, и тетя Нияра угощала их творожными шариками, курутами, самсой и особенными, какие только в Крыму Янка и пробовала, чебуреками. Давно Янка не была у Таля. Выросла и стала стесняться. Да и он не звал.

Янка шла и мяла в кармане деньги. В шкатулке у нее было раза в три больше, чем дала сейчас бабушка. Но Янка не хотела оттуда брать. Все-таки это на поездку домой. Один раз возьмешь – потом все, пиши пропало, все время будешь брать.

«Сказали же в школе: у родителей взять», – оправдывалась перед собой Янка, но это не помогало. Было стыдно, что она не хочет отдать свои отложенные деньги. Будто бы она их украла. У Таля.

Вот и калитка Конопко. Во дворе полно народу, много женщин, все с красными глазами. Женщины входят в дом, выходят, садятся на скамейку во дворе, заходят опять. Вытирают глаза кончиками платков. Угрюмые мужчины молча курят в углу двора, почти у самой калитки. Янка шла вдоль забора, смотрела сквозь узкие жерди, что там происходит, но все это скользило мимо нее, как сама она скользила глазами по лицам, не замечая, что вон стоит ее дед, а вон вышли из дома Дашины родители. Маленькая девочка, лет трех, наверное, деловито одевает куклу на скамейке. Она бросает взгляды на всех этих людей, будто сердится, что они пришли…

Только одно зацепило Янку: она встрепенулась, когда из дома вышла тетя Нияра, мама Таля. Она была маленькая, вся какая-то высушенная, с длинной темной косой, которая хлестала ее по спине. Серебряными нитями прошили косу седые волосы. Огромный живот она несла тяжело, поддерживая рукой, будто обнимала. Тетя Нияра все вытирала сухие глаза, словно там стояли невидимые слезы. За ней шел Таль. Он был в черной футболке, в школьных брюках. Мягкие, светлые волосы его были странно причесаны, так непохоже на него, так дико, неправильно. Он подошел к девочке с куклой, стал что-то говорить, а потом повязал ей на голову черный платок. Но девочка тут же сорвала его с головы и бросила в песок. Таль поднял его, отряхнул и снова завязал, крепким таким узлом, и сказал что-то сердито. Но, как только Таль отвернулся, девочка опять сдернула платок и бросила далеко под скамейку.

Янку Таль, конечно, не заметил. А она так и не решилась войти. Не знала, что сказать. Правда, ну что говорить, когда такое случается? «Соболезную»? Нет в мире более дурацкого слова! И Янка знала, что никогда не сможет его из себя выдавить.

А дома веселый Глеб собирал свой рюкзак.

– А я, Янка, уезжаю!

– Куда?

Конечно, что еще могло произойти в такой черный день? Только вот это – он уезжает. Жизнь решила добить ее сегодня.

– Твой замечательный дядька Тарас ведет меня в горы! Будем с ним встречать Новый год в урочище Хапхал! У них такая традиция, и меня любезно пригласили!

– У кого «у них»?

– Ну, у этих… горных людей. У Тараса и его друзей. Урочище Хапхал! Как тебе? Ты была в урочище Хапхал, моя красавица?

– Нет.

– И я не был! Наверное, удивительное место! Послушай сама: «ур-р-р-р-рочище»! Рычит, как чудище! И такое нежное, будто по шелку рукой провели, – Хапхал…

– Здорово, – без всякого выражения сказала Янка и стала подниматься к себе. Ей казалось, что к каждой ноге у нее привязано по гире.

– Эй! У тебя все в порядке?

Нет. Ничего у нее не в порядке. Все у нее плохо! Так, что хуже не бывает! Янка бросила сумку в угол, повалилась на кровать. Наверное, эта девочка, которая не хотела надевать черный платок, – сестра Таля. Янка думала, у него одна сестра – Анюта, но, наверное, про эту она просто не знала. А еще думала, что они с Талем друзья! Но если вспомнить, то получается, что последние два лета они виделись мельком, и Таль никогда не рассказывал о себе.

Два следующих дня были наполнены тоской, невыплаканными слезами. По кому ей плакать? У нее лично ведь никто не умер. Но слезы стояли где-то в горле, не давали дышать. К деду приходили товарищи-приятели и вспоминали всех, кто когда-либо на их памяти утонул. На рыбалке ли, сдуру ли, по пьяни, в шторм и даже во время войны, о которой они знали по рассказам своих отцов и старших братьев. Янка не могла все это слушать, но бабушка заставила ее лепить вареники, и Янка стояла и лепила. Творог, который бабушка принесла от Ясько, был с укропом и какой-то пряной приправой. Янка шмякала его ложкой на белые кругляши теста и все думала: откуда у Ясько свежий укроп в декабре? Наверное, они выращивают его на подоконниках в таких длинных и узких деревянных ящиках.

– А Васильку-то, Васильку помнишь? Он в каком годке-то? В восемьдесят шестом, что ль?

– Какой! В восемьдесят шестом мой малой в школу пошел, а он загодя утоп…

– Как мальчонка его бился на похоронах, как кричал…

Вареники лепились ровные, один к одному.

– Янк, ты порежь нам там… колбаски, сальца…

Янка покорно достала из холодильника сало и колбасу, порезала.

– И огурчиков открой, где там запасы у нас…

И огурчики. Бабушка, кажется, наконец сообразила. Зашла в кухню, оценила обстановочку и, погладив Янку по спине широким каким-то, несвойственным ей движением, сказала:

– Иди, Яночка, иди, я сама.

Янка упала на кровать. Кровать жалобно скрипнула. Руки стали сухими от муки, но лень было вставать и мыть.

– Янка…

Тарас зашел неслышно, присел на край кровати. От него пахло водкой.

– Вот, помянули Пашу.

– Ты с ним тоже учился?

– Нет, он меня старше, ты что… он у нас в школе вожатым был.

– Ясно, – Янка не вставала, даже лица не оторвала от подушки. Слова получались глухими. Ей не хотелось жалеть никого из этих, «сопричастных». Ей было жалко только Таля и его сестер.

– Янка, – Тарас погладил ее по спине, потом тряхнул слегка за плечо. – Янка, мы на Новый год идем в горы. Хочешь с нами?

Янка целую минуту осмысляла услышанное. Потом села.

– Что?

– Мы на Новый год идем в горы, – повторил Тарас. – Хочешь с нами?

И Янка поняла, что только в этом ее спасение. Что она не может здесь, что она задыхается, что она тоже умрет, если не уедет куда-нибудь, ну хоть куда-нибудь!