Царское дело - Наталья Савушкина Страница 13

Тая ещё немного медлит в растерянности, а потом садится на «Ласточку» и бешено гонит её в поле, по которому пришла вчера в деревню. Сердитый петух бежит вслед пронесшемуся мимо велосипеду, воинственно хлопая крыльями.

До конца дня Тая мается в саду, поглядывая на калитку, подходя к ней каждый раз, когда кто-то проходит мимо. Два раза сходила на колодец с дедушкой, один раз – с папой на пруд, но ни разу не видела Алёнку. К вечеру она упрашивает бабушку взять её с собой за молоком.

Пока бабушка переодевается в своей каморке, Тая ждёт её на кухне, приглаживает перед зеркалом выбившиеся из причёски кудряшки. Мама сидит за столом, пьёт чай, смотрит на её приготовления из-за кружки. Говорит серьёзно:

– Надо иметь гордость. Не хочет Алёнка встречаться – не навязывайся.

Тая молчит. Мама, хотя и похожа на реку, многого не понимает. Тая помнит длинные вечера, когда они с Алёнкой играли вдвоём. Это было очень хорошее время. До тех пор, пока не приехала Алёнкина двоюродная сестра, Марина. Тогда Тая стала как будто лишней. Сёстры играли друг с другом и не выходили на улицу. А больше один на один с Таей никто дружить не хотел. Да и всего детей в деревне – семь человек. Включая мальчишек. У всех есть братья и сёстры, с которыми можно запереться дома и играть. Только Тая – одна. У неё есть Вадик, но пусть уж лучше он остаётся в Москве. Хотя бывают такие дни, когда она была бы рада видеть даже Вадика.

Алёнка всего на полгода младше Таи и ещё не ходит в школу. А Марина старше Таи на год. Наверное, у неё тоже скоро закончатся школьные дела. Сейчас – то редкое время, может, всего день или два, когда девочки могут побыть вдвоём… Эти дни нельзя потерять! А мама не понимает.

– Мы завтра уедем. Останься с нами, – просит она.

Кажется, мама всё-таки что-то поняла и жалеет Таю, только по-своему.

Тая молчит. Потом говорит, глядя вниз, на крашенный рыжей краской пол:

– Я только с бабушкой схожу. И сразу обратно.

У Алёнкиного дома бабушка тихо говорит, приглаживая Таины волосы:

– Ты на улице посиди, детка. Я позову её, если увижу.

Тая кивает и садится на лавку возле стены. Из синего дома слышен бабушкин голос, звон снимаемой с бидона крышки. Тая напряжённо вслушивается в разговор. Нет, своего имени она не слышит. Но вот дверь приоткрылась, из-за неё показывается лицо Алёнки, с еле заметными «усами» от молока над пухлой верхней губой. Длинные светлые волосы не заплетены, чёлка спускается на глаза. Девочка вскользь задевает карим взглядом Таину напряжённую фигуру на лавке, раскрывает дверь пошире – и с независимым видом направляется к курятнику. В руках у неё кастрюля.

– Алёна! – Тая вскакивает с лавки и бежит вдогонку по деревянным мосткам, которыми выстлан двор: ближе к сараюшкам начинается настоящая грязь.

– А, это ты! – бросает Алёнка через плечо и идёт дальше.

– Ага, я! – радостно подтверждает Тая, прыгая через тёмные лужицы навоза у коровника. – Вчера приехала. А ты где была? Я тебя искала.

Тая бежит вслед за Алёнкой, как будто не было никаких тревог и обид. Вот они и будут – опять вдвоём. Но вдруг слышит от подружки, так и не повернувшейся к ней:

– Ты на лавке подожди. Бабка не любит, когда чужие по двору ходют.

Алёнка возвращается не прежней дорогой, а опять из той же двери: значит, прошла в избу через ход во дворе. И вот – стоит на крыльце, низенькая, плотная, смотрит на Таю с высоты трёх ступенек. Тая молчит. Она думает о том, что мама и папа, действительно, уезжают завтра. А в следующий раз приедут только через неделю. Может быть, и через две, смотря как сложатся дела на работе.

– Привет, – начинает Тая неуверенно.

– Привет, – не глядя на неё, Алёнка счищает с перил крыльца застывшую смолу. – А послезавтра Маринка приезжает… – тянет она лениво и смотрит вверх, на стрижей.

– А мне папа велик купил. Заходи завтра, покатаемся. Или в почту поиграем, – говорит Тая несмело. От её весёлости ничего не осталось.

– Ладно, приду, если время будет, – отвечает Алёнка, слегка зевая.

– А давай в почту сейчас, пока бабушка не пришла? – вдруг говорит Тая.

– Ну, давай, что ли, – неохотно отвечает Алёнка. – Только меня со двора не пускают после ужина – темно.

И правда: сумерки сгустились, всё кажется серым.

– Так я сама всё принесу, – вскидывается Тая. – А ты перья пока ищи.

Тая бежит за калитку радостно, не чувствуя под собой ног. Как будто жаркое солнце взошло у неё в груди и греет оттуда, изнутри, и она теперь твёрдо знает: хорошо жить на свете!

Она поскальзывается на мостике через канаву, впопыхах рвёт с липы листья покрупнее. Липа молодая, невысокая – почти куст – молча отталкивает от себя мягкими ветками. Тая борется с ней, набирает полную охапку круглых листьев, мчится обратно.

Алёнка протягивает Тае белое куриное перо, та отсыпает ей часть своей добычи. На крыльце зажигается свет. Одновременно с этим на улице зажигаются фонари. Тая выходит за ограду, садится на лавочку прямо под фонарём и начинает быстро-быстро «писать» письмо. Это просто: надо положить мягкий липовый лист на колено и пёрышком проделать в нём дырочки. Колено приятно саднит от покалывания.

Письмо дописано. Тая что есть мочи бежит к крыльцу, стучит о перила:

– Вам письмо, распишитесь.

Алёнка важно «расписывается» пером на её ладони и принимает скатанный трубочкой и «застёгнутый» черенком листок. Тая торопливо объясняет:

– Я пишу, что еду завтра к бабушке в гости, и прошу поехать со мной.

Она бегом возвращается на лавочку и берётся за новое послание. Сбоку останавливается какая-то фигура. Тая лихорадочно строчит по листу, только косясь на фигуру, закрывающую синеватый свет фонаря.

– Ты чего, сейчас моя очередь нести, – Тая вскидывает голову и обнаруживает перед собой бабушку. В руках у неё бидон.

– Пора домой, детка.

– Ба, ты иди, мы сейчас доиграем, – Тая лихорадочно строчит по зелёному листу. – Я скоро! – и она снова мчится – мимо серого забора, по утоптанной земле двора, к крыльцу. И ещё раз, и ещё, и ещё…

Когда Тая доходит до своего дома, уже совсем поздно, и без фонарей, недавно казавшихся ненужными, теперь не обойтись.

– Ты разве не слышала, как мы тебя звали? – строго спрашивает мама.

Она сидит за столом, под абажуром с ангелами, и всё так же держит в руках кружку, словно Тая вышла минуту назад. А ведь, наверное, взрослые успели поужинать, пока её не было.

– Нет, – Тая стоит посередине комнаты, тяжело дыша.

Она бежала домой бегом, а теперь её словно остановили на всём скаку. Мамин взгляд держит на месте, не даёт подойти к столу, а уж тем более – приласкаться.