Где живет единорог, или Зоологические истории - Виталий Танасийчук Страница 13

Звали его Чарльз Дарвин.

Его отец хотел, чтобы он стал священником, но вовсе не это интересовало молодого человека. Больше всего на свете Чарльз любил охотиться и рассматривать в микроскоп насекомых и другую мелкую живность. И вдруг, совершенно неожиданно, ему предложили отправиться в кругосветное плавание именно для того, чтобы собирать и изучать животных. Могла ли судьба предложить что-нибудь более заманчивое? Чарльз сумел уговорить отца, и вот уже четвёртый год тесная корабельная каюта служила ему домом.

Пройдя через Магелланов пролив, где ледники спускаются с гор прямо в море, «Бигль» направился на север. Однажды на горизонте моряки увидели огромные чёрные громады островов. Они назывались Галапагосские, что значит «черепашьи». И когда Чарльз вышел на берег, он увидел, что там действительно на каждом шагу можно встретить черепах. И не какую-нибудь мелочь, а огромных, по сто и больше килограммов весом. Некоторые весили почти полтонны! Недаром этих черепах называют слоновыми. Они ели листья деревьев, терпкие и кислые ягоды, а воду пили из родников, к которым протоптали массу тропинок. Иногда Чарльз развлекался тем, что залезал на черепаху и катался на ней.

Скалистый берег моря кишел огромными, до полутора метров в длину, ящерицами — морскими игуанами. Чёрные, с колючим гребнем на голове и спине, они напоминали сказочных драконов, особенно когда открывали алую, как пламя, пасть. Игуаны плавали в волнах прибоя, грелись на берегу и то и дело сражались, упираясь лбами и стараясь сдвинуть друг друга с места. Страшные с виду, они были совершенно безобидны, ведь их пища — водоросли. Среди них бегали красные крабы с жёлтыми спинками. Поодаль на берегу лежали сотни морских львов, оглашая воздух громким рёвом.

Но интереснее всего было наблюдать за птицами. Они совершенно не боялись человека. Больше всего было птиц, добывающих пищу в море: бакланов, пеликанов, маленьких пингвинов и похожих на огромных чаек альбатросов. Сухопутных же было совсем мало, и Чарльзу чаще всего встречались вьюрки — тёмные невзрачные птички чуть больше воробья. С виду они были совершенно одинаковые, но вели себя по-разному.

Один вьюрок, подобно дятлу, долбил кору. Постучал, приложил ухо к коре, послушал — совсем как доктор — и застучал дальше. Потом, подобрав клювом острую палочку, вернулся к дереву и начал ковырять кору, пока не проткнул какую-то личинку. Осторожно вытащил добычу, съел и упрыгал долбить соседнюю ветку.

Другой ел только листья и плоды и никогда не трогал насекомых. А третий вьюрок, наоборот, ловил гусениц и кузнечиков совсем как скворец, а на плоды и внимания не обращал. В чём же дело, почему их привычки так не похожи?

И тут Дарвин заметил, что эти вьюрки не так уж и одинаковы — у них были разные клювы. Те птицы, которые имели крепкие и острые клювы, вели себя как дятлы. Вьюрки с клювами длинными и тонкими ловили насекомых, как скворцы. А если у вьюрка клюв был толстый и крепкий, похожий на щипцы, то он кормился твёрдыми орехами. Словом, это был не один вид вьюрка, а несколько (учёные потом насчитали тринадцать). Похожие друг на друга и цветом перьев, и величиной, они отличались только клювами.

Но почему оказались такими разными птицы, одинаковые с виду? Этот вопрос не давал Чарльзу покоя, когда он вернулся в Англию и начал изучать привезённых животных. Но прошёл не один год, пока он нашёл разгадку. Заключалась она вот в чём. В наших лесах водятся разные птицы: и снегири, поедающие ягоды и семена, и скворцы, защитники наших садов, неутомимые истребители насекомых, и труженики дятлы, что выковыривают добычу из-под коры и из стволов деревьев. А на пустынных, поднявшихся из океана Галапагосских островах когда-то вообще не было ничего живого. Но ветер и морские волны принесли семена растений. Выросли деревья. На плавающих кусках дерева приплыли черепашата — предки огромных слоновых черепах. И каким-то ураганом с берегов Южной Америки принесло несколько вьюрков. Были они одного и того же вида и, наверное, как многие их родичи, питались и насекомыми, и семенами.

Соперников у вьюрков не оказалось — и они размножились на островах в огромном количестве, так что привычной пищи стало не хватать. Волей-неволей надо было искать новый корм. И тут оказалось, что тем птицам, у которых клюв потолще, легче разгрызать особенно твёрдые семена. Чем крепче был клюв, тем больше выигрывал его хозяин. У толстоклювых вьюрков появлялись толстоклювые дети, а если у кого-то клюв оказывался тонким, такая птица погибала. И постепенно появился новый, отличный от прежнего вид вьюрка — толстоклювый любитель твёрдых семян.

У других вьюрков, напротив, клюв делался тонким и хватким, чтобы было удобно ловить насекомых. Таким образом, в местах, где нет ни попугаев, ни скворцов, ни дятлов, появились птицы, близкие им по повадкам. Природа как будто отбирала птиц, приспособленных к разному образу жизни, и все они произошли от одного вида, которому когда-то стало слишком тесно на островах.

Теперь, изучая привезённых из путешествия животных, Дарвин всюду видел то, чего не заметили другие учёные. Он понял, что виды животных могут изменяться, и сама природа принуждает их к этому. Почему, например, у жирафа длинная шея? Раньше думали — он тянется к листьям на деревьях, вот сам и вытянулся. А оказалось, что не совсем так. Просто те предки жирафа, которые не могли доставать эти листья, чаще голодали и гибли; выживали те, у которых шея была длиннее, — природа сама отбирала их, и отбор шёл им на пользу. Другие животные щипали траву, объедали кусты, но только жирафы могли дотянуться до высоких веток.

Дарвин сделал два великих открытия. Он доказал, что виды растений и животных не остаются неизменными. Так же, как сами животные и растения, они могут появляться, развиваться и гибнуть. А кроме того, он объяснил, что это происходит благодаря естественному отбору. Сама природа, меняясь, изменяет животных и растения.

Дарвин не торопился объявить о своих открытиях. Каждый день он гулял по тропинке неподалёку от своего дома, слушая пение птиц, обдумывая всё, что изучил сам и что прочёл в книгах. С тех пор как он вернулся из путешествия, прошло больше двадцати лет. Наконец его главная книга была написана и напечатана. Дарвин назвал её «Происхождение видов путём естественного отбора».

Далеко не все учёные согласились с Дарвином, но новые находки и исследования всё больше подтверждали его правоту. Возникла новая наука о развитии живой природы, которую назвали дарвинизмом.

А высокий старик с длинной седой бородой продолжал прогуливаться по своей любимой тропинке, обдумывая новые книги и вспоминая время, когда он, молодой и весёлый, лазал по чёрным скалам Черепашьих островов, любовался полётом альбатросов в синем тропическом небе и подсматривал секреты маленьких птичек, которых потом назвали дарвиновыми вьюрками.