Виртуальная любовь в 6 «Б» - Людмила Матвеева Страница 13

Ты дарила мне розы, розы пахли полынью,

Знала все мои песни, шевелила губами,

Исчезала мгновенно, не сидела в засаде,

Никогда не дышала тихонько в трубу.

А потом было лето, мы прощались и знали:

Мы с тобой одной крови, мы небесных кровей.

Твои драные джинсы и монгольские скулы,

Ты была моей тайной, зазнобой моей.

Решив примеры, Агата отодвинула задачник, глянула на мобильник – скоро кончатся уроки, Леха позвонит или забежит к ней. Расскажет параграф по истории. Слушать Леху в сто раз интереснее, чем читать учебник. Он смешно рассказывает даже серьезные вещи.

Агата вспомнила, как на днях Леха рассказывал ей урок по ботанике:

– Значит, врубайся: жираф живет в Африке, на нем рисунок, и его ни фига не видно. Если испугается, сразу делает ноги. Он ест листья с высокого дерева, а другим зверям фиг достать. Что ты смеешься, Агатище?!

– Леха! Если бы я стала директором школы, я бы училок вообще отменила. Одну Клизму оставила бы – она прикольная. У нее нет личной жизни, пусть работает и отдает детям душу. И Курицу, ладно, нам стихи не рассказать друг дружке, пусть она. А остальные зачем? Мы все друг дружке расскажем по очереди, классно?

– А что? – серьезно задумался Леха. – То есть ты бы мне иногда рассказывала географию? И решала бы за меня задачки? Обжилишь, Агатище!

Так они некоторое время с удовольствием порассуждали о реформе школьного образования. В конце Агата добавила:

– Биологичку Розу тоже надо оставить, она много знает про обезьян, а они смешные. Я их люблю, мартышек разных.

Леха вдруг заторопился. Агата не поняла, куда он полетел. А он и в тот день беспокоился, чтобы разговор с мартышек не перешел, например, на кошек. Барс по-прежнему молчал, Леха с ним бился зря.

– Мне в магазин! – крикнул он от лифта. – За картошкой-моркошкой. – Убежал. Агата болела и полдня улыбалась, вспоминая, как он рассказывал урок про жирафа.

Сегодня Агата поджидает Леху, он поможет ей во всех этих довольно скучных уроках – история, английский, литература. Стихи вдвоем учить намного легче.

Но Леха все не шел и не звонил. Мобильный не откликался. «Временно недоступен» твердила противная тетка. Иногда она переходила на английский, для понта, наверное.

Леха так и не пришел.

Редакторша идет через двор, она задумалась, забыла о своей новой походке, легкой и очаровательной, шагает, как придется. Она спешит на собрание клуба бывших обиженных.

Сегодня Умница на самом деле обиженная. Поссорилась вечером с мужем.

– Держи спину! – сказала она ему за ужином. – И не распускай живот!

– Ты нудная, – огрызнулся он.

Дочь прыснула и не поддержала никого из них, ушла к себе в комнату. А сын сказал:

– От твоих, мам, замечаний, голова становится квадратной.

Она перестраивала свою жизнь и жизнь своей семьи. Но это происходило с трудностями, небыстро. Каждый проявлял свой характер.

– Надоело, – вякнул муж.

– Еще как! – добавил сын.

Дочка высунула голову из своей двери:

– Мама, можно мне тортика? Кусочек. Очень хочется, мам.

– Мучное и сладкое! В дверь не пролезешь скоро! Гимнастику бросила!

– Для родного ребенка торт несчастный пожалела! Ну и ешь его сама!

– После пробежки можно, – нудила Умница, – после физической нагрузки можно. А валяться на диване, не отключать музыку от ушей, а уши – от музыки – это нездоровый образ жизни. Все, разговор окончен.

Редакторша уснула в дурном настроении. Всю ночь ей снились люди с квадратными головами и толстыми животами. Они смеялись и кричали: «Нудная!»

Она спешит сегодня в клуб, но не станет там жаловаться на жизнь. Все еще утрясется. Как говорят сегодняшние молодые люди – устаканится. А с семейством своим она еще разберется. У нее хватит силы воли, упертости и энергии сломить их сопротивление. Будет красивая семья, где все ведут здоровый образ жизни, никто не сутулится, не толстеет, не валяется на диване. Никто не лишает других полета, не подрезает крылья.

Она шла через двор, немного сутулая, широко шагала и даже не думала об этом. Грустные мысли одолели редакторшу.

И тут на весь двор раздался крик:

– Мне подрезали крылья! Были крылья! Теперь что осталось?

Голос был противный, ехидный. Она поняла – ее дразнят. Задели за самое больное: крылья. Они были, теперь их нет. Все ее старания разбиваются о глухую стену сопротивления семьи. Редакторша иногда тоже любит выражаться красиво и пышно, как в сериалах. Это безвкусно? А кто сказал, что у редакторши хороший вкус на слова? Вовсе не всегда.

– Мне подрезали крылья! Бескрылая жизнь! Отрава, а не жизнь!

Издевательство. Голос неутомимо вопил на весь двор. Откуда он раздавался, определить было трудно. Огляделась – много открытых форточек. На балконе женщина вешает белье. На другом старик кормит голубей. Кто орет?

Печальная история Умницы с подрезанными крыльями была известна только Экстрасенсихе. И теперь получалось, что Экстрасенсиха вместо того, чтобы хранить тайну своей клиентки, кричит громким отвратительным голосом.

– Этого я так не оставлю! – крикнула Умница изо всех сил, задрав голову. – В милицию заявление подам! Моральный ущерб! Меня травмируют эти крики, эти насмешки!

Во дворе появилась Суворовна:

– Заяви, заяви, редакторша! Взяли моду над людьми насмехаться! – она хихикнула совсем не сочувственно. – Участковый Угорелов только что был на Лунном бульваре, я лично его видела. Шагает и песни поет, а у нас разный моральный ущерб и насмешки.

Умница догнала Угорелова. Он шел медленно, заложив руки за спину, выставив на видное место на животе кобуру с пистолетом.

– Я вам официально заявляю, – запыхавшись начала редакторша, – меня оскорбили!

– Всех оскорбляют, мы живем в такое время – оскорбительное, – вяло отозвался Угорелов и пошел дальше.

Но она не отстала, шла с ним рядом:

– Моральный ущерб – это серьезно! Я выбита из колеи!

– Моральный ущерб надо доказать. Заболели от обиды? Или с работы выгнали? Или клиентов потеряли?

Редакторша смотрела, как он загибал пальцы один за другим, и отрицательно мотала головой. Не заболела, не потеряла клиентов и с работы пока не выгнали, что вообще странно. Ее деятельностью все недовольны – писатели, коллеги, начальство. Но всем как-то не до нее. Одна писательница однажды возмутилась, но редакторша это легко пережила. Она никогда не относилась к писателям серьезно. Ей казалось, что они целиком зависят от редакторов. Эта уверенность дает редакторше превосходство над теми, кто считает себя творческими личностями и даже талантливыми художниками слова. «Ты сочинил, а я все переправила», – говорила она про себя, когда своей шариковой ручкой водила по рукописи и вместо точных слов вставляла первые попавшиеся. Каждый становится уверенным в таких ситуациях. Иногда ее выгоняли с работы, но издательств в городе много, она устраивалась в другое, в третье...